– Большие Редьки! – обиженно поправил его трактирщик.

– Да хоть Хрены, – усмехнулся юноша и вновь весело захрустел бараньими ребрышками, всем своим видом демонстрируя нежелание продолжать разговор.

Корчмарь печально вздохнул и отправился к себе за стойку, где принялся с отчаянной яростью протирать кружки, фальшиво насвистывая «Овечку Долли».

По всей видимости, обладающий минимальным музыкальным слухом оруженосец морщился, но терпел, а вот загадочное создание за пазухой парня, откликаясь на режущие ухо звуки, протестующее зафыркало и начало что-то грызть в такт трактирщиковому свисту.

Наконец длинный обед, плавно перетекший в ужин, был закончен и благородные рыцари, изрядно пошатываясь, поднялись из-за стола.

– Эй, ты, – махнул рукой, подзывая трактирщика, сэр Лакастерн. – Держи плату и прикажи приготовить нам комнаты получше да девок погорячее! – Последняя фраза рыжего рыцаря была встречена дружным смехом и одобрительными возгласами всей подвыпившей компании. Взлетевший в воздух золотой кругляш шлепнул по ловко подставленной ладони трактирщика и мгновенно исчез из виду.

– Ну, чего ты там телишься? – видя, что кабатчик не торопится выбираться из-за своего укрытия, раненым кабаном взревел сэр Эйтингтон. И без того небольшие глаза громилы злобно сощурились, быстро заплывая привычной яростью.

– Простите, господа, – с непривычной твердостью отозвался трактирщик, осторожно приоткрывая небольшую, скрытую за стойкой дверь и готовясь нырнуть в нее в случае нужды. – Прежде чем предоставить вам комнаты, мне бы хотелось получить остальную часть платы за ваш обед, – твердо закончил он.

– Остальную часть? Ты уже получил целый золотой! – с изумлением отозвался сэр Лакастерн. – О чем ты говоришь, мошенник? На эти деньги можно накормить целый взвод, тем более такой дрянью, как твоя каша!

– Речь не о каше, уважаемые, – с дрожью в голосе ответил трактирщик. – По распоряжению короля все заведения, торгующие напитками из молодильной редьки, – он кивнул на стоящие на столах бутылки, – не имеют права отпускать ее по стоимости ниже чем золотой за кварту, каковые деньги и обязаны вносить королевским сборщикам налогов при ревизии проданного. Испытывая искреннее уважение к вам, благородные сэры, я возьму с вас лишь стоимость налога… С вас еще пять золотых, – завершил он свою речь, вновь кивая на опустевшие бутылки.

– Да это издевательство, – вновь взревел сэр Эйтингтон, стараясь выбраться из-за стола и осторожно ощупывая висящий у пояса не такой уж и толстый кошелек. – Да я этого мошенника…

– Сэр, это приказ короля! – спешно ретируясь за дверь и готовясь ее захлопнуть, прокричал трактирщик.

Злобно заворчав, сэр Эйтингтон все же остановился. Идти на плаху за оскорбление его величества, чрезвычайно щепетильно относящегося к таким вопросам, черноволосому громиле категорически не хотелось. Впрочем, перспектива заплатить запрошенную трактирщиком сумму радовала его еще меньше. Похоже, четыре его новоприобретенных товарища также не удосужились полюбопытствовать о цене интересующего их напитка и теперь судорожно ощупывали свои кошели, целиком и полностью разделяя его мнение.

Разумеется, они вполне могли бы попросту повесить трактирщика, объявив его оскорбителем дворянской чести, но вставшую перед ними проблему подобное действие никак не решало, а скорее усугубляло. К пополнению казны король относился еще более щепетильно, чем к защите своей чести, и в случае невыплаты положенной суммы плюс штрафа за смерть трактирщика виновные в этом рисковали сами оказаться на том же суку.

В делах, касающихся золота и финансов, король был вовсе не склонен разбираться в степени вины и благородства. И если за заговоры, оскорбления чести и даже «покушение на величие» виновники-дворяне могли рассчитывать на благородное обезглавливание, то в вопросах, касающихся укрытия налогов, наказание было только одно.