– Там нет, и не может быть, ничего полезного и интересного. Современная молодёжь норовит взять наглостью, – лицо женщины перекосила злоба. – Но у вас ничего не получится. Я всегда боролась и буду бороться с такими, как вы, выскочками. В таком возрасте вам нечего сказать миру? Что молчишь? Ответить нечего.

– Мне многое есть что сказать. Вопрос: хочу ли я этого?

– Ну вот и иди, – женщина указала на дверь.

Расстроенная Катя вышла на улицу. Ёжась от холода, она подняла воротник своего старого плаща, который ей купили ещё в детдоме, в девятом классе. Ей хотелось плакать навзрыд, громко, от бессилия, от невозможности сломить стену людского безразличия к чужой судьбе. Она беспомощно огляделась. Ей показалось, что и природа страдает не меньше её. Осень в этом году была дождливая. Постоянно идущие дожди подмочили и растрепали листья на деревьях, и они, уже не сопротивляясь, обречённо, под натиском увеличивавшейся массы, устало опускались на грязный асфальт, смешиваясь с грязью, прилипали к ботинкам прохожих, уносимые ветром, в страхе жались к лобовым стёклам мчащихся машин. И это безграничное страдание, представившееся её взору, окончательно сломило Катю: она отчаянно достала визитку из кармана и, набрав номер, позвонила.

На звонок ответили сразу, – похоже её ждали.

– Катюша, как долго я тебя ждал! – слащавым голосом художественный руководитель поприветствовал девушку.

И на её упрёк, что уже прошло четыре месяца, а контракт с Любой так и не заключён, он, словно мартовский кот, промурлыкал.

– Дорогая, всё зависит от тебя. Нам надо с тобой встретиться и многое обсудить.

Катя чуть не стошнило от его, почти не скрываемых грязных намёков, но она сдержалась и сухо спросила.

– Когда и где?

Чувствовалось, что худрук очень обрадовался, потому как поспешно произнёс.

– К сожалению, меня сейчас нет в городе. Завтра в семь вечера в ресторане “Наедине”.

– Хорошо, – ответила Катя и выключила телефон.

Она не раз спрашивала себя, как легко она может пойти на интимную связь. Слушая откровенные признания Любы, которая после первых же слов любви была готова лечь в кровать, Катя понимала, что это не её сценарий. Само чувство любви она обожествляла, считала его даром божьим, и что только по любви возможна связь, но её, эту любовь, надо заслужить. Она была твёрдо уверена, что нельзя любить кого попало и просто так, ни за что. В школе за ней ухаживали самые достойные ребята. Умные, воспитанные из хороших семей. Но Катя отвергала их ухаживания по той причине, что считала себя недостойной их. Размышляя о своих родителях, она никогда не обижалась на папу. Она винила маму, считая, что та была плохой, от того отец не выбрал её. Под словом “плохая“ ею подразумевались такие черты, как доступность, необразованность, отсутствие гордости. Поэтому она поставила себе планку: пока не выучится, не обретёт профессию, о парнях не будет даже и думать, хотя её сердце вопреки разуму учащённо начинало биться, когда она хотя бы просто вспоминала Сергея, который безответно и преданно ухаживал за ней со школы. И сегодня, собираясь на свидание, она понимала, что, осуждая мать, сегодня или завтра станет сама такой же, как она. Катя отдавала себе отчёт, для чего она понадобилась старому худруку. Но она завела себе привычку: когда ей становилось совсем трудно, всегда вспоминала маленькую ладошку, которую когда-то вложила в её ладонь тщедушная девочка Люба

– Пусть хоть Любка будет счастлива! – с этими словами Катя решительно вошла в ресторан.

Худрук первым заметил вошедшую девушку и, поднявшись со своего места, помахал ей рукой, приглашая её пройти к его столику.