– Какая цена? – сузив глаза, гипнотизировал я Чесвика.

– Цена твоего дара.

Здесь становится слишком жарко.

– Какого хрена тебе от меня надо?

Оттолкнувшись спиной от дивана, Чесвик привел в движение выпуклый дряблый живот, походящий на желе. Быстро оказался рядом, пошарил в кармане брюк, достал большую замшевую коробку для колец и протянул ее мне.

– Я сторонник взаимовыгодных союзов, – сказал он мне, глядя так, будто испытывал жажду.

– Хочешь сделать мне предложение? Кажется, я уже сказал, что предпочитаю женщин.

– Твои предпочтения не пострадают, – Чесвик откинул крышку из вишневой замши, будто отдавал мне свою руку и сердце. В шелковом углублении, где по всем правилам должно было находиться кольцо, покоился прозрачный восьмигранник размером с небольшой кубик льда.

– Что это?

– Когда ценителю интересно, контрабандист становится совершенно беспомощным, – Чесвик аккуратно вынул восьмигранник, в его пальцах он сразу изменил цвет. Ледяная прозрачность уступила нежной перламутровости. – Это искусственный интеллект последнего поколения. Новейшие технологии информационного комбинирования… его сознание соткано из полуорганического волокна. Нелегального настолько, насколько это вообще возможно. Редкая, очень редкая штука. Таких буквально единицы.

– Только и всего? – усмехнулся я.

У Чесвика сверкнули глаза. Этот лихорадочный блеск был мне хорошо знаком – так глядели маньяки, убийцы и наркоманы, которые знают, что без дозы их убьет ломка.

– Чесвик, ты не только больной ублюдок, но еще и извращенец.

Он меня не слушал.

– После того, как были закачаны базовые данные о мире, сеть изолировали и замкнули. Через некоторое время была запущена программа формирования личности на базе данных психиатрических больниц. Ты там тоже есть, – Чесвика лихорадочно затрясло от удовольствия, он нетерпеливо облизнул губы липким языком. – Система уже полгода варится сама в себе, без связи с внешним миром, вообще без какого-либо общения. В этом маленьком восьмиграннике живая личность. Целая вселенная, представляешь?

– Вселенная, которую обрекли на вечное одиночество. Понимаешь, что такое для него целых полгода находиться наедине с самим собой?

– Да… да… – выдохнул горячее дыхание Чесвик, его продолжало лихорадить, – Очень хорошо понимаю…

– Полгода сходить с ума. И только потому, что кому-то показалось это забавным, – – не знаю, чувствовал ли Чесвик холодность моего голоса. Кажется, я мог заморозить все вокруг.

– Интересным, – поправил меня Чесвик, – Интересным – да, но не забавным. Это совершенно разные вещи, но некоторые ошибочно записывают их в одну строку.

– Ты притащился со своим интересом ко мне и захватил с собой искусственный интеллект. Сумасшедший искусственный интеллект.

– Не больше, чем ты сам. Все же, по разуму он практически твой близнец. Никакой жести в виде шизофрении и маниакальных наклонностей. Чистая, неприкрытая депрессия и парочка очаровательных расстройств личности. Он больше творец, чем разрушитель. Если, конечно, речь не заходит о самом себе…

Кажется, я начинал понимать, к чему он клонит. Чесвик протянул свою драгоценность мне, я прикоснулся к гладким граням, липким от его пота:

– По твоим словам мы с ним находимся в другом мире, – чувствовал, как в моем взгляде отпечатались грани гладкого восьмигранника. – Ты хочешь посмотреть в замочную скважину.

– Система должна выйти из анабиоза, иначе умрет. Личности нужен собеседник. Но не обычный собеседник, а такой как ты.

– Насколько эта штука незаконна?

– Настолько, насколько возможно. Эта, как ты выразился, штука нарушила все существующие законы и еще немножко будущих.