– Желаете ещё что-нибудь взять?

– Нет, знаете, мне пока вот это прочитанное осмыслить надо. Я к вам лучше в сентябре зайду.

– Хорошо. Заходите обязательно.

Ну, слово «филонить» ко мне и к другим моим одноклассникам, если мы не были заняты на уроке, собственно, этим уроком, в прямом его смысле подходило плохо. Если мы не были заняты каким-то не очень интересовавшим нас уроком, то только потому, что в это время расширяли границы своего познания в другой более заинтересовавшей нас области. На уроке вместо неинтересного кому-то на тот момент учебника, ну, к примеру, биологии, могли оказаться томики уже появившихся тогда в продаже, но трудно доставаемых Солженицына или Бродского. Могли читать «Подростка Савенко». «Ой, мамочки!» – воскликнул я, когда прочитал первые две страницы «Савенко», книги, которую любезно дал мне почитать мой одноклассник Женя. Но с уговором: если не успею прочитать на уроках в школе и возьму домой, – не показывать родителям, потому что это книга не его и даже не того, кто дал ему почитать, и даже не того, кто дал её почитать тому, кто дал её почитать Жене. «Филонить» можно было и с контрабандным музыкальным журналом пятилетней давности, привезённым чьим-то старшим братом из загранкомандировки. Или, усевшись специально с Женей на заднюю парту, расставить магнитные шахматы и на практике проверять «Мою Систему» Нимцовича, пытаясь в расположении «врага», на поле е5, соорудить форпост в виде поддерживаемого пешкой атакующего белого коня.

«Филонить» можно было, наслаждаясь не только познанием нового, но и наслаждаясь своими чувствами и эмоциями. И на уроках, отведённых на прохождение патриотического романа-эпопеи, я наслаждался ею. Я хитро садился на заднюю парту, чтобы она была от меня впереди справа. И наслаждался игривым хвостиком её русых волос, а если она поворачивалась в сторону учительского стола, то и её острым носиком и её прелестной щёчкой. Я наслаждался возможностью спокойно в течение целых сорока пяти минут просто видеть и всем сердцем лицезреть девочку, в которую я был влюблён. Я был в неё влюблён с того момента, как несколько лет назад пересёк порог нового для меня класса, с новыми для меня одноклассниками и увидел её, сидящую на третьей парте среднего ряда. И с тех пор вот уже несколько лет я не имел возможности рассчитывать даже на её брошенный в мою сторону взгляд. Буду откровенен, мне и после этого доводилось влюбляться и любить. Но никогда и ни к кому я не испытывал таких чистых чувств, как к тебе, любимой в годы моей юности моей одноклассницы. Никогда и ни в каких, даже в самых тайных и сокровенных мечтах я не касался тебя никакой пошлостью, я даже за руку тебя не брал. И сейчас эти чувства в виде застывшего, оторвавшегося от ветки прекрасного жёлтого листочка покоятся между страницами книги моей жизни, где-то у её начала. И когда я в ностальгических порывах листаю эту книгу, со страниц, между которыми хранится этот высохший листочек, доносится нежный аромат прекрасной школьной осени.

А вообще, хорошо, что, когда мы проходили «Войну и мир», наша учительница русской литературы, обладательница стройной фигуры, запомнившаяся мне в пиджачке, элегантной юбке и в красных на высоких каблуках сапожках, заболела. И эти уроки провели у нас пожилые полные «классные дамы», которые, поочерёдно сменяя друг друга, неизменно на протяжении всех отведённых им 45 минут урока восторженно восторгались восторгами от прочтённого ими семьдесят пять лет назад произведения великого русского писателя.

Но «Войну и мир», слава богу, мы уже прошли, а