У меня имеется довольно много поводов и причин для установления такого мнения, где главным считаю факт своего нахождения все три дня на Новой площади, повлиявшие на всю последующую жизнь и не только. Несколько лет было прожито как во сне в сплошном тумане разочарований из-за глупого позерства коллективного несовершенства духа, дурных наклонностей, хищнических происков натур, быстро объединившихся в великую стаю по истреблению любого оппозиционного инакомыслия. Теперь орды бесчинствующей братии, поддерживающие трон, смело выкрикивают в сторону возвышения трибуны со своих мест всякие нелепые в их устах эпитеты и иные непристойные восхищенные тирады, при этом как бы незаметно отмечают и свою патриотическую причастность к этому событию.

Все могло сложиться иначе, если бы проявили мудрость руководители республики, именно республики, а не союза, ведь только от их политической прозорливости и волевой твердости все в конечном итоге и зависело. Они же не пожелали все свести к переговорному процессу с митингующими. Эта история – мой окончательный приговор их действиям, и никто не сможет убедить меня в обратном. Я видел и слышал лично, действовал интуитивно. Все вокруг происходило произвольно по течению ситуации. Условно говоря, тоталитаризм будто бы хотел переломить позвоночник нежным росткам демократии в низах, своего рода была попытка обозначить рубеж, границы формально провозглашенной гласности. Но поскольку народные массы в лице здоровой студенческой молодежи требовали соблюдения элементарных правил провозглашенных ценностей «Перестройки», бездарные партократы, видимо, не нашли ничего иного приемлемого и решили выпороть прямодушных наивцев. Я даже не думаю о том, что кто-то из них мог всерьез предположить о возможности такого поворота ситуации с последствиями, то есть по выходу из-под контроля, что, возможно, будут человеческие жертвы.

Днем 17 декабря в воздухе запахло жареным. Уже ясно было всем, что если твердолобые функционеры от партии и правительственные чинуши не сбавят тональность в речах и не перестанут угрожать, разумный контакт с митингующими установить не удастся. В возмущенной толпе также силен был дух бунтарства, и она не могла добровольно разойтись мирно в единицы, не достигнув удовлетворения своих законных требований. Это означало одно: кровопролитие неизбежно. Среди бастующих начался ропот, что отовсюду ведется скрытая кинофотосъемка, что завтра многим будет не избежать репрессивных мер за свое участие в митинге на площади. Но об этом речь позже.

Все могло сложиться иначе, если бы действовали по закону, в соответствии с Уставом компартии Казахстана. Естественно, удачливее для множества товарищей по несчастию, проявившим в ответственный момент свои наилучшие порывы души и гражданские качества, не пожелав стать марионетками и безмолвными манкуртами в руках тоталитарного произвола КПСС. Некоторые тут же погибли на месте, многих приговорили к уголовной ответственности, а их родственников подвергли моральному третированию. В этом отношении вызывает удивление, что теперь с высоких трибун с показной напыщенной гордостью вещают свое уважение и признательность участникам Желтоксана все эти держиморды, те самые, которые преследовали и карали патриотически настроенную демократическую молодежь. Эти остолопы смеют теперь лицемерно нагло утверждать то, что-де те юнцы первоцветы были никем иным, как импульсами, искрами в борьбе народа Казахстана за свою независимость и суверенитет. Какая чушь! Как это могло прийти кому-нибудь в голову, вообще?