Перестали давить эти «не делайте зла своему ближнему, даже если он этого заслуживает», «любите врагов своих».

Я перестал чувствовать себя глупцом – эта роль не для меня, я привык быть над всем: суетой, обстоятельствами, обыденностью. И когда появляется человек, одним своим присутствием перечеркивающий всё, чего ты добивался долгие годы, поневоле начинаешь чувствовать себя неуютно.

Согласен, кое в чём можно поступиться, но моё отношение к Слову!

Разве не был я к нему бережен и трепетен?

Разве не берёг и не лелеял?

Да, я относился к нему так, как меня учили всю мою сознательную жизнь – материалистически.

Написанное – одно, как говорится, «не вырубишь топором», но сказанное – звук, сказал и ушло, исчезло навсегда.

Сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения.

Радость человеку в ответе уст его, и как хорошо слово вовремя.

К Слову – ясно.

Что же касаемо отношения к людям, то здесь наверняка не обошлось без накладок.

Скажем, к той сизой физиономии, которая копается в контейнере с мусором, я не могу (при всем желании) относиться так же, как к своим ребятам на работе. Они трудятся весь день, невзирая на усталость, они творят, они питают семьи…

Я не прав?

Тогда бросьте в меня камнем.

Я отношусь к людям согласно их достоинствам, только и всего. Правда, иногда кричу на сослуживцев, матерюсь даже, но не унижаю, не оскорбляю.

В притчах Соломона сказано: «Вспыльчивый человек может сделать глупость; но человек, умышленно делающий зло, ненавистен».

Умышленно я зла никогда никому не делал, значит, не могу быть ненавистен. Да и сотрудники меня уважают. С этим – порядок.

А она зудит:

«Прошу тебя, будь терпимей. Не надо кричать, ругаться нет нужды. Люди и без того осознают, каждый по-своему переживает. Плохое же настроение идёт по цепочке, передаётся от человека к человеку. В результате, всю эту чернуху принимает Мать-Земля, а ей и без того тяжко. Она и без того дышит через раз и иногда выдыхает такое, что целые континенты начинают дрожать, задыхаться или гореть».

Это точно, но, родные мои, чего ж вы хотите? Я вроде как человек самостоятельно мыслящий и не могу в угоду заезжей гастролёрше переделывать себя под корень.

Даже если она тысячу раз говорит только правильные вещи.

У меня взрослые дети. Как они посмотрят на перемены во мне?

«Папа стал другой» – представляете?

Я сбавил шаг и призадумался.

А если папа станет лучше, душевней?

Если у него появится свободное время, и он его станет проводить с семьей?

Если он перестанет выдвигать самому себе различные трудности, которые потом будет героически преодолевать в выходные дни?

Если в его манере общения станет чаще проявляться заботливость и мягкость?

Если он перестанет корчить из себя великого деятеля и станет обычным писакой?

Если он, наконец, начнет признавать какие-то авторитеты, и тогда некоторые сложности исчезнут сами по себе?

Если…

Я встряхнул головой, как конь на водопое, и огляделся: почти пришёл. Но времени еще немного оставалось, и я присел на лавочку в аллее. Закурил.

И стал пытаться выискать в своей биографии хоть какие-то позитивные моменты.

Выискал. Они были.

Немного успокоился.

Минусов тоже хватало, но проскальзывали они почти неуловимо.

А если покопаться? Если углубиться и извлечь из тайника памяти то, чего я даже ближайшим друзьям не поверяю?

Нет. Сегодня – не день избиения младенцев.

Да и друзей настоящих у меня нет.

Вернее, все они – в прошедшем времени.

Особенно было жалко терять Серёгу Гонина. Настоящий друг, коллега по цеху поэтов, честный и верный товарищ он переехал в Ивановскую область России. Мы не общались уже почти десять лет. И я думал, что он отошел в прошлое, как всё самое лучшее. Мне не хватало его ироничного взгляда, хлёсткого замечания, или жеста одобрения. Действительно не хватало.