– Не знаю?! Не твоё это!

– Не моё! Я ничего такого не пробовал. Курил пару раз «травку» в доисторические времена. На дискотеках в эпоху Титаника несколько раз с парнями понюхал «кокса». Но это всё не то! А здесь ад кромешный. Галлюцинации! У тебя бывало подобное?

– Не-е-ет, и близко никаких глюков не было. Единственное, меня как-то на дискотеке угостили таблеткой, но от неё только прибавились некие выпуклость ощущений и раскованность в движениях. Я танцевала, держалась за стойку, и мне казалось, что у меня столько сил, что я могу её с корнем вырвать.

– Это не то! Здесь ад, сплошной ужас и просвет в нём только икона, непосильная борьба с ужасом, видения библейского плана!

– Может, ты думаешь об этом, тебе это и привиделось.

– Что ты? Здесь такие образы, никогда не думал об этом.

Максим провёл в номере и следующий день. У него болел бок, скорее всего он сломал или сильно ушиб рёбра, когда в метаниях по номеру налетал на угол стола. Также он с удивлением обнаружил, что у него отколота половина одного зуба, как это случилось, он так и не понял.

Рая ещё раз ходила в спа-центр в отеле, расхваливала, какие там восхитительные турецкие и финские сауны, высокого уровня профессиональный массаж. Говорила, какой чудесный вид открывается через большие окна из бассейна, который находится на уровне канала реки, как там плавают катера и лодки.

– Байдарки плавают, – говорила она, – сидит в них немецкое старичье, гребут вёслами. Слышно как рулевой командует: «Айн, цвай, драй!»

Максим слушал это в пол-уха, он был погружён в размышления. Чтобы Рая не скучала с ним, он дал ей стопку пятисотевровых купюр и отправил на улицу с бутиками. Рая отсутствовала почти полдня и вернулась довольная с кучей пакетов Dior и Chanel. Максим между тем пришёл к твёрдому убеждению, что в том, что с ним произошло, есть смысл. Он не сомневался, что в реале увидел ад и обитающих в нём существ. Чем больше он думал, тем больше укреплялся в мыслях, что это был не пустой «глюк», не галиматья. Из того что он лицезрел, он должен сделать вывод и в корне изменить свою жизнь, чтобы не попасть туда, куда заглянул.

Максим огорошил Раю известием, что их путешествие прерывается, они не летят в Бразилию, а возвращаются в Москву. Раю удивило, но не очень расстроило это известие. После наркотической ночи она поглядывала на Максима с опаской и старалась дистанцироваться от него.

– Одна только просьба! – сказала она. – Чтобы дополнить впечатление об Амстердаме обязательно хочу посетить Рейксмузеум.

– Да. Согласен! – ответил Максим.

К сожалению, из-за боли в ребрах у Максима, прогулка по огромнейшему построенному в неоготическом стиле зданию Рейксмузеума заняла у пары гораздо меньше времени, чем им хотелось. Рассматривая наспех богатейшую коллекцию картин, произведений скульптуры и прикладного искусства, переходя с этажа на этаж, восторгаясь полотнами Рембрандта, Хендрика Аверкампа (Максиму очень понравились его картины «Катания на коньках»), Вермера, импрессионистов и других великих мастеров, Максим и Рая были абсолютно разочарованы залом с собранием предметов современного искусства. Они в несколько минут обошли почти безлюдный этаж с «шедеврами» каракуль и каких-то параноидальных изваяний.

– Абстракция, авангард, на мой взгляд, извращение вкуса, – сказала Рая.

– Мы не достаточно современны, чтобы понять маразм! – подытожил увиденное в этом зале Максим. – Отход от христианства дал полный упадок. Импрессионисты ещё могли играть цветами, они чувствовали жизнь; какие глаза у бедного самоубийцы Ван Гога на его автопортрете! Современные творцы по восприятию окружающего вернулись в первобытнообщинные времена, но даже в наскальной живописи заложено больше, чем в этой удручающей бурде. То же самое наблюдается и в архитектуре: соборы, дома с затейливыми фасадами увидели свет в христианские времена, когда люди верили в Бога, перестали верить – получается создать только стеклянные коробки, которые вызывают интерес только первые годы, затем со временем превращаются в грязные уродливые нагромождения.