Из-за синхронно движущихся пар огромный плот немного раскачивался, и пламя факелов дрожало. Звезды а высоком небе гасли одна за другой: намечался рассвет.

Кружась в танце, Шелла прильнула к Альвару и прикрыла глаза. Сегодня, наконец, он должен сказать слова, после которых они никогда не расстанутся. Слова, которых она ждала давно.

Альвар внезапно остановился.

– Что с тобой? – встревожилась Шелла.

– Устал.

– Давай присядем, – предложила Шелла. Они выбрались из толпы танцующих и сели на обрубок бревна, оставшийся после скоростного сооружения плота для банкета.

– На таких плотах древние полинезийцы пересекали океан, – сказал Альвар.

– Их время прошло, – задумчиво произнесла Шелла, глядя на жадный язык факела. – К чему плоты, если есть корабли с атомным сердцем?

– Нет, время подвигов не прошло… Не прошло. – Глубоко посаженные глаза Альвара казались темными вмятинами на лице. – Но видишь ли… В жизни могут быть цели великие и цели низменные. О вторых говорить не приходится. Но что касается великой цели… Для ее достижения все средства хороши.

– А если средства низменны?

– Цель оправдывает средства.

– Что-то мудрено для меня… – тихонько произнесла Шелла. Альвар еле расслышал ее голос сквозь волны музыки и шум веселящихся выпускников.

Они помолчали.

– Скажи, Альвар, – начала Шелла, разглядывая танцующих, – такая цель может быть у каждого?

– Нет, – усмехнулся Жильцони, – великая цепь даруется только избранным.

– А как же быть остальным? Жить бесцельно? – попробовала пошутить Шелла. Альвар редко удостаивал ее серьезного разговора, отделываясь больше шуточками.

– Остальные образуют среду.

– Среду?

– Птица не может летать в безвоздушном пространстве! Ей нужна среда, воздух. Точно так же середняки, серая масса, большинство человечества. Они образуют тот пьедестал, взойдя на который, гений достигает сияющих вершин абсолютного знания.

– Значит, цель большинства, по-твоему, – быть пьедесталом для гениев?

– Вот именно.

– Старая песня, – заметила Шелла и украдкой бросила взгляд: не разыгрывает ли он ее?

Лицо Жильцони было серьезным.

– Что делать? Так устроен мир.

– Но как может знать человек, какая у него цель в жизни? Голос свыше, что ли?

Альвар повернул к ней лицо:

– Голос свыше, конечно, чепуха. Человек сам определяет цель в жизни.

Одни лодки причаливали к борту, другие отчаливали – связь с берегом осуществлялась непрерывно.

Альвар посмотрел на часы и нахмурился:

– Странно.

– Ты торопишься куда-то?

– Не то. Ко мне должен прибыть сюда один человек, а его нет…

– Он опаздывает?

– Да, и это плохо. Надеюсь все же, что он прибудет.

– Кто такой?

Альвар махнул рукой:

– Один мой приятель.

– Я всех твоих приятелей знаю наперечет, – сказала Шелла. – Их не так много.

– Этого ты не знаешь. Между прочим, тебе будет интересно с ним познакомиться.

Шелла оживилась.

– Ты с ним договорился о встрече?

– В известном смысле договорился. – Альвар усмехнулся и зачем-то похлопал себя по карману.

Шелла недоуменно посмотрела на него, но переспрашивать не стала: в последнее время Альви стал чрезмерно раздражительным, мог взорваться из-за пустяка, и она боялась его вспышек.

– Наконец-то! – воскликнул Альвар, глядя на причалившую к плоту лодку.

Из лодки поднялся человек. Он оглядел плот, заметил Альвара и двинулся к нему, не обращая внимания на танцующие пары. Был он неправдоподобно широк в плечах, а ноги ставил как-то слишком твердо.

– Здравствуй, хозяин, – сказал он Альвару и тут же перевел на Шеллу тяжелый немигающий взгляд, смутивший ее.

Альвар кивнул.

– Мне почему-то пришла в голову мысль, что ты хочешь меня видеть, и именно сейчас, – продолжал широкоплечий.