– Так вы и есть главная шишка, что Ашотика крышует? – простодушно спрашиваю я, понимая, что главная шишка точно не он. – Но я-то к этому всему какое отношение имею? Я здесь в командировке от швейной фабрики «Сибирячка». Направлен в ЦК ВЛКСМ по комсомольским делам.

– Чего? – хмурится он. – Ты разговор-то не уводи. Парень большой уже, за свои поступки отвечать должен.

– Слушайте, Вадим Станиславович, мне нравится, что вы придерживаетесь гуманистических подходов в работе, но разговор у нас очень странный и неконкретный получается. Вы скажите, чего от меня хотите, а я отвечу смогу или нет вам помочь. Всё же просто. Давайте отбросим ложную стыдливость.

– Чего я хочу? Есть два варианта. Первый. Ты закрываешь свою богадельню и валишь из Москвы подальше. В родные края, например. Второй. Начинаешь мне платить двадцать пять процентов от выручки.

Я смотрю на него некоторое время, пытаясь понять, что на самом деле у него в голове.

– Ну, что выбираешь? – спрашивает он.

– Послушайте, товарищ майор Плешивцев Вадим Станиславович. Я не могу поверить, что из-за этой ахинеи оказался здесь. А пока ваш Ашотик с катушек не слетел вы почему не приходили? Это так, не для записи, чисто абстрактные размышления. Вариант первый. Вам и так нормально было. Вариант второй. У кого-то наверху что-то засвербело, пукан рвануло или ещё чего. Собственно, эти два варианта означают одно и то же, правильно?

– Так, ты особо не зарывайся. Знаешь, что с такими дерзкими в этих стенах случается?

– Знаю, лучше, чем вы думаете. Так вот, поясняю. Я понимаю, что вы птица подневольная, скорее всего. Получили задачу, теперь отрабатываете. Но вы же умный, я ведь по глазам вижу. Я этих вопросов не решаю и вообще не понимаю, о чём вы говорите. И человек я несамостоятельный, как и вы. Всё. Точка.

– Не надо, мне известно гораздо больше, чем тебе хотелось бы.

– Ну, тогда вы должно быть проинформированы, кто за этим стоит. За всем тем, в чём вы меня подозреваете, и к чему я не имею отношения.

– Слушай, хватит уже дурака валять. Думаешь я запись веду?

Чего тут думать-то, ясно дело, ведёшь.

– Это не я, – продолжаю я говорить так, чтобы мне нечего было предъявить. – Наверняка понимаете, что победить этого кого-то вам вообще не светит. Это я предполагаю, если что. Ни сейчас, ни в будущей пятилетке. Да и вообще никогда. А вот этот кто-то может вас извести с вашими точками, кишащими уголовниками. Это, повторяю, исключительно мои домыслы. И что мы тогда тут делаем? Странно, что мне приходится объяснять такие очевидные вещи.

– Ты очень умный паренёк, – улыбается он. – Ну, тогда пойми вот что. Контора далеко, а ты вот он, уже у меня. И на тебя у нас зуб имеется. Не у меня конкретно, а у всей нашей советской милиции. От рядового до самого министра. За то, как ты подставил своего начальника обл УВД и подложил нас под контору, буквально. Думаешь, всё забылось? В этом мире ничего не забывается. Так что за тобой должок имеется.

Я демонстративно смотрю на свои часы. Скучно, товарищ майор.

– И я могу тебя за что угодно взять. Хоть за хулиганство, хоть за кражу, хоть за спекуляцию или за хищение соцсобственности. Был бы человек, а дело найдётся. Я лично нарисую. И что, подумай и скажи мне, будет контора за тебя впрягаться?

– Не понимаю, о чём речь, но с интересом выслушаю ваш вывод.

– А вывод такой, что несмотря на твои связи и мнимую неуязвимость, ты вот у меня где.

Сказав это, он сжимает кулак и демонстрирует с близкого расстояния, поднося к моему носу. Я молчу, жду что будет дальше.

– И никто не будет тебя вытаскивать.

– Уверены? – усмехаюсь я.