– Да я ж не про то, что у меня должность маленькая, а про то, что никто и разбираться не будет, что этот Зевакин моральный урод.

– А он к тебе сегодня не это, как говорят вахтёры в вашей конторе?

Наташка прыскает и получает букет.

– Ой, какой красивый! Спасибочки.

Она нежно чмокает меня в губы и забирается в машину.

– Не "это"… смотрел на меня весь день с ненавистью и злобой. И украдкой щупал битое лицо. Но он-то ладно, а вот главный босс ведь меня вызывал ещё до свадьбы.

– Ах да, точно, я ведь даже и не спросил что там было. Расскажи.

– Он говорил о скромности, как главном украшении девушки.

– То есть, он что, на тебя хотел стрелки перевести? Так что ли?

– Ну, типа, – кивает Наташка. – Прямо не говорил, но нахваливал Зевакина, рассказывал о его безупречной репутации и о том, что я студентка, для меня это вообще временная подработка, практически. То есть, если это не намёк на то, что мне пора искать другую подработку, то я не знаю, что это такое.

– Понятно. Ну, Лиходед… Как его зовут, я запамятовал?

– Семён Станиславович.

– Ну, Семён Станиславович, покровитель харрасмента, мы с тобой тоже вопрос решим… Хочешь возглавить ваше внешнеторговое объединение?

Она смеётся, и я тоже смеюсь. Шутка, конечно же.

Ужинаем мы сегодня с Платонычем, втроём. Трыня уехал в лагерь в Анапу.

– Вроде доволен, – кивает Большак, – я позвонил в лагерь, так мне такой выговор там устроили и нагоняй, что о-го-го. У них особенных детей нет, и звонки никакие не предусматриваются режимом, так что мне надо успокоиться и не занимать своими глупостями телефон, который поставлен не для праздных и досужих разговоров, а исключительно для решения действительно важных вопросов. Вот, такие дела. Надеюсь, ему там не достанется из-за моей чрезмерной заботы.

– Что за блажь, – смеюсь я, – по телефону разговаривать, этак, знаете ли, можно и до…

Я задумываюсь, не в состоянии придумать до какой ещё большей наглости можно дойти, начав звонить по телефону.

– Ибо… – наконец, многозначительно провозглашаю я, как Остап Бендер, и все начинают смеяться.

– Вот именно, – соглашается со смехом Платоныч.

Поскольку приехали мы только вчера вечером, ни покупки сделать, ни приготовить ничего не успели, поэтому сидим в «Узбекистане». В виду усложнившейся международной обстановки, вернее, конечно, не международной, а внутренней криминальной, охрана у нас усилена, и я настаиваю на том, что дядя Юра тоже должен получить штатного телохранителя.

Он до последнего отнекивается, но всё-таки в итоге соглашается.

– Некстати, конечно. Не нужны сейчас мне лишние разговоры, а они будут, как ты понимаешь. Если наши люди за хлебом на такси не ездят, то уж с телохранителями и подавно не ходят.

– А что сейчас такое, почему именно сейчас некстати? – спрашиваю я, закидывая в рот плов.

Ах, какой плов прекрасный, ароматный, вкусный, ещё и с перепелиными яйцами. Взрыв мозга, короче.

– Сейчас некстати, – поясняет Платоныч, – потому что именно сегодня я получил предложение, от которого бы не хотелось отказываться.

– Да-а-а? – заинтересованно тяну я. – И что же это за предложение такое? Это то, о чём я думаю?

– Не знаю, – лукаво улыбается он.

– Дядя Юра, не тяните, – качает головой Наташка, перешедшая в последнее время с Юрия Платоновича, на дядю Юру.

Дурной пример заразителен.

– Сегодня вызывал министр и сказал… – Платоныч делает театральную паузу.

– Ну?

– Ладно-ладно. Короче, предложил мне должность зама. Но с условием, что академию я закончу экстерном ещё в этом году.

– Вау! – восклицаю я. – Ну, это же круто! И почему мы ещё не пьяные в стельку?

Я подзываю официанта и делаю ему специальный заказ. Он кивает и через некоторое время приносит нам графинчик с янтарной жидкостью.