– Осину что ли гнуть?

– Я сказал не на меня впахивать, а со мной дела делать. Но если не желаешь, давить не стану. Думай сам. Если согласен, бери весь берег от Сочи до Новороссийска. Завтра до обеда жду решения.

– Согласен я, – кивает Старый.

– Ну и… молоток, чё… Сеню Кабарду знаешь? Правильный пацанчик, стремага. К себе возьмёшь.

Цвет поворачивается к двери и громко восклицает:

– Э, Кабарда, где ты-на?

Тот заходит в комнату и останавливается, переминаясь с ноги на ногу.

– Вот, будешь со Старым теперь. А ты, Женёк, собирай воров на сход, побазарим, болт к носу прикинем. А завтра вечером ко мне подтягивайся. Всё на этом. Ну, и здесь распорядись, жиганов оставшихся можешь припахать. Определи куда-то, сам, короче, с ними порешай.

– С Сочами так просто не будет, – качает головой Лесовичок.

– Обсудим-обсудим, – кивает недовольно Цвет и уверенной походкой выходит за дверь.

На следующий день я еду к десяти утра в горком партии на аудиенцию к Медунову. Прохожу в приёмную первого секретаря и представляюсь.

– Мне назначено к Сергею Фёдоровичу.

– К Николаю Фёдоровичу, – строго поправляет меня секретарша.

– Нет-нет, не к Погодину, а к Медунову, – поясняю я.

Она прищуривается, но, видимо, вспомнив о чём идёт речь, кивает.

– Да, присаживайтесь. Нужно подождать. Сергей Фёдорович совещание проводит, как закончит, вас пригласят.

Я присаживаюсь и снова уношусь мыслями в Новоспасский монастырь. Наверное, теперь всю жизнь, вспоминая то мгновенье, буду чувствовать стылое дыхание вечности. Затхлый воздух подземелья, запах земли, холодные шершавые стены и абсолютную тьму.

Я будто оказался в могиле. Вполне могло быть, что пуля попала и в меня – в тот миг я ничего не чувствовал. Тело онемело. Единственное, что я мог ощущать – это ужас, заполнивший всю вселенную. Ужас и боль. От того, что случилось непоправимое…

– Егор Андреевич, – доносится до меня издалека. – Егор Андреевич…

Я поднимаю глаза. Секретарша Погодина стоит, склонившись надо мной.

– Да-да, простите.

– Пойдёмте, я провожу вас в зал совещаний. Сергей Фёдорович сейчас подойдёт.

Мы выходим из приёмной и идём по коридору.

– Вот здесь. Располагайтесь, пожалуйста.

Я отодвигаю стул и устраиваюсь ближе к концу стола. Через пару минут появляется Медунов. Он выглядит деловым и энергичным.

– Привет подрастающему поколению партийных руководителей, – мягко говорит он и улыбается.

Я поднимаюсь, иду ему навстречу и жму руку.

– Ну, давай, садись, у меня всего пара минуточек, не взыщи. Рассказывай, какие проблемы, чем помочь.

– Да я не с просьбой, – улыбаюсь я. – Вернее, не с такой просьбой.

– Так-так, – чуть хмурится он. – Ну, давай, говори, что у тебя на сердце.

– Я постараюсь быстро, не растекаясь мыслью по древу. Смотрите, все мы понимаем, что глубокоуважаемый и любимый Леонид Ильич не вечный…

– Так! – прерывает меня Медунов и легко хлопает обеими ладонями по столу.

Я поднимаюсь, достаю из кармана глушилку, а затем выворачиваю все карманы. Пиджак, брюки… Пиджак вообще снимаю, складываю и сжимаю рукой, проходя по всей длине.

– Я чист, – пожимаю я плечами. – Хотите, можем в бане продолжить…

– Не надо, не надо, – качает он головой. – Я не в этом смысле. Это что за аппарат?

– Глушилка. Видите, включена? Специально, чтобы избегать эксцессы. Она неразборная, ни кассеты, ни катушки.

– Это не передатчик?

– Нет. Ну давайте в безопасное место перейдём. Просто тут… мало ли что может быть.

– Ладно, заканчивай мысль. У меня такая же примерно включена.

– Хорошо, – киваю я и сажусь на место. – Мысль простая. Пока живы Андропов и Черненко, вы генеральным не станете. А они года четыре ещё продержатся.