Это был не солнечный свет. Свет в этом мире был похож на петербургскую белую ночь. Солнца не было, но не было и тьмы. Легкая серость, влажная дымка, местами клубился туман. Но после мрака пещеры этот мир воспринимался, как подарок. Стояли деревья, вдалеке виднелся лес, луга, дорога.

– Ну как? Не страшно? – спросил Виктор.

– Это и есть Преисподняя? – ошеломленно прошептал Владимир.

– Глупец, это и есть подарок Хозяина для тебя. Ад бывает разным. В нем много этажей. Твоей душе, не без моей протекции, Хозяин предоставил сей этаж. А мог в котел отправить. Чувствуешь, как повезло тебе? Так радуйся и слезы вытри. А то, какой пассаж: кресты, могилки, церкви… Оставь, сей гнусный эпатаж! – Виктор погрозил длинным пальцем перед носом Владимира. – Ты жив, и вечность перед нами. Я многое не стану говорить, чтоб не испортить кейф от пребывания… Излишние познания нам могут навредить. Пока. На этом вот этапе. Твоей души волнения и страх я в игры завлеку, сплетя все нити нави[13]…Что далее? Скажу потом. Всему своя пора.

Они вышли к дороге. Ноги тонули в мягкой пыли желтого оттенка. По обочинам росли деревья. Они совсем не походили на те, что встречались на среднерусских широтах. Нет, здесь были и березы, и осины, и дубы. Но меж них, словно богатые чужестранцы среди местного «народца», вольготно зеленели каштаны, кипарисы, платаны и даже пирамидальные тополя и пальмы. И сами деревья были чудны: часть их цвела ярким майским цветом, и около цветов копошились крупные пчелы. Движения этих пчел казались более медленными, чем на земле. Иногда пчелы сталкивались друг с другом, производя монетный звон. Владимир засмотрелся на насекомых и чуть не упал, запнувшись о дорожный валун. Ему показалось: пчелы тоже приглядываются к нему и странно шушукаются меж собой.

Другие деревья не цвели, а наливались плодами. Здесь были и яблоки и груши. Причем на одной и той же ветке. Диковинные плоды разнообразных цветов и форм гроздьями свисали с веток. Некоторые образцы он видел впервые. Самым странным было то, что листья на деревьях выглядели, словно неживые. Они были неестественно ровные, блестящие, утолщенные. Казалось, их специально покрыли глянцевым лаком. Владимир никак не мог понять: в чем дело? И тут его осенило: неужели в этом мире нет ветра? Листья не дрожали от легких порывов. Все замерло, словно на бутафорской декорации. Теперь они шли по дороге, покрытой хрустящим терракотовым гравием.

– Родной мой, ты потом изучишь: и фауну и флору сих краев. Идем скорее. Я должен тебя к дому привести. Натуралист нашелся! – демон хмыкнул. – А ветер здесь бывает. Но, правда, не всегда… Хочу – бушуют бури, хочу – стоит жара!

Впереди на дороге, откуда ни возьмись, показался крупный, полный господин с русой бородой и пшеничными усами. Одет он был, как зажиточный крестьянин – в кумачовую рубаху, домотканые крепкие штаны, яловые сапоги и безрукавку, отороченную овечьим мехом. На голове глянцевым околышем поблескивал новенький картуз. Красноватые, пухлые, подернутые рыжим волосом руки, держали большую корзину. Белая домотканая тряпица прикрывала ивовый обруч.

– А, господин Горохов! Рад видеть вас, – произнес Виктор. – Откуда вы?

– Здравы буде, Магистр! – подобострастно ответствовал полный господин и низко поклонился. – Вот, лытаю* (см. Приложение. Толкование некоторых старорусских слов.) токмо с устатку, окрест сюзема грибы собираю. Скажу вам: зело лепые грибочки народились. Верите, так и прядали сами в корзину. – Он приподнял край тряпицы – в корзине лежали крепкие боровики, рыжики, маслята.