– Ее теперь уже, наверно, машина переехала.
– Вот что, – сказал дед, – он все время изучал меня, чтобы написать эту статью. Ставит он, значит, на мне, своем собственном родственнике, какие-то тайные опыты, лезет ко мне в душу, а потом и говорит: «Дядя, вы же настоящее ископаемое!» Настоящее ископаемое! – У деда перехватило горло, и последнюю фразу он произнес едва слышно: – Ну вот и полюбуйтесь, какое я ископаемое!
Адвокат снова закрыл глаза и криво усмехнулся.
– К другим адвокатам! – взревел старик, и они ушли и перебрали еще троих, одного за другим, и Таруотер насчитал одиннадцать человек, на которых была его шляпа; хотя, может статься, это была и не она. Наконец они вышли из конторы четвертого адвоката и уселись на оконном карнизе банковского здания. Дед порылся в карманах, достал галеты и протянул одну Таруотеру. Старик расстегнул пальто, вывалил живот, и тот лежал у него на коленях, пока старик ел. Зато лицо у него работало вовсю; кожа яростно дергалась между оспин. Таруотер был очень бледен, и глаза его блестели какой-то пустой глубиной. На голове у него был старый шейный платок, завязанный по углам узелками. Теперь он не смотрел даже на тех прохожих, которые смотрели на него.
– Ну, слава Богу, все теперь, домой пойдем, – пробормотал мальчик.
– Нет, не все. – Старик резко встал и зашагал по улице.
– О Господи, – простонал мальчик и рванул за ним следом. – Даже минуты не посидели. Ты что, не понимаешь? Они все говорят тебе одно и то же. Закон один, и ничего ты с этим не поделаешь. У меня и то хватило ума, чтобы это понять. У тебя – нет? Что с тобой такое?
Старик, вытянув шею вперед, решительно шагал по улице с таким видом, будто вынюхивал врага.
– Куда идем-то? – спросил Таруотер, когда деловой район остался позади и они пошли мимо серых приземистых домов с грязными крылечками, которые вдавались в тротуар. – Слушай, – сказал он, хлопнув деда по ноге, – зачем я вообще сюда приперся?
– Не приперся бы сейчас – приперся бы чуть позже, – пробормотал старик. – Раньше сядешь – раньше выйдешь.
– А я садиться и не собирался. Я вообще никуда не собирался. Знал бы, как оно тут, – вообще бы никуда не поехал.
– А я тебе что говорил? – сказал дед. – Ты вспомни, я ведь говорил тебе, что, когда ты сюда приедешь, ничего хорошего от этих мест не жди.
И они пошли дальше, отмахивая квартал за кварталом, оставляя позади все больше и больше серых домов с полуоткрытыми дверьми и полосками чахоточного света на грязных полах коридоров.
Наконец они дошли до следующего района. Здесь дома были очень похожи друг на друга, невысокие и чистенькие, перед каждым квадратный участок с травой. Через несколько кварталов Таруотер уселся на тротуар и сказал:
– Я дальше не пойду. Я вообще не понял, куда мы идем, и больше не сделаю ни шагу.
Дед не остановился и даже не повернул головы. Через секунду мальчик вскочил и снова пошел за дедом, испугавшись, что останется один.
Старик по-прежнему пер вперед, как будто внутреннее чутье подсказывало ему дорогу к тому месту, где прячется враг.
Внезапно он свернул на короткую дорожку, ведущую к дому из светло-желтого кирпича, и уверенно двинулся к белой двери, подобрав плечи так, что, казалось, он собирается вышибить ее с ходу. Он ударил в дверь кулаком, не обращая внимания на блестящий медный дверной молоток. И тут до Таруотера дошло, что здесь-то и живет школьный учитель; он остановился и замер, не отрывая взгляда от двери. Какой-то скрытый инстинкт подсказывал ему, что, когда дверь откроется, его участь будет решена. Он уже почти воочию видел, как в двери появляется учитель, жилистый и злой, готовый сцепиться со всяким, кого Господь пошлет наказать его.