Временами только гнев и напоминал мне о том, что я еще жива. Сегодня вечером после ужина бабушка раз за разом бросала на меня встревоженный взгляд и, перелистывая семейный гримуар, нашептывала заговоры на здоровье и благополучие. Ей была непонятна поглотившая меня ненависть.

Жажда мести стала частью меня, такой же жизненно важной и незаменимой, как сердце или легкие. В течение дня я была примерной дочерью, но как только наступал вечер, отправлялась бродить по улицам в поисках способа исправить чудовищную несправедливость. Никто не знал таинственного незнакомца и не видел прежде его смертоносного кинжала. Впрочем, возможно, люди не хотели говорить о нем из страха. День за днем гнев лишь усиливался.

Темноволосый знал ответы на мои вопросы. И я уже почти потеряла терпение. Начала молиться богине смерти и жестокости, обещая ей все что угодно взамен на помощь в его поисках.

Но богиня не отвечала.

– Добрый вечер, бабушка. – Я положила комплект кухонных ножей на стол и присела. Родители настаивали, чтобы я каждый день проводила пару часов в ресторане. Как бы ни скорбели по Виттории, мы не могли позволить себе закрыть ресторан больше, чем на неделю. А дальше, хотели мы или нет, жизнь продолжалась. Мама по-прежнему, так же как и я, плакала без конца, и папа справлялся с горем не намного лучше, но они притворялись сильными ради меня. А я ради них приходила в ресторан и резала овощи, прежде чем снова погрузиться в печаль.

– Эмилия, передай мне, пожалуйста, воск и засушенные лепестки.

Немного воска и крошечная баночка с лепестками обнаружились в боковом ящике. Бабушка снова делала заговоренные свечи и, судя по цветам (белый, золотой и бледно-лиловый) заклинаний было несколько: на ясновидение, на удачу и для покоя.

Но в этом месяце покоя не знал никто из нас. Полиция связала убийство моей сестры с двумя другими жертвами. Оказалось, что их сердца так же были вырезаны, но подозреваемых и зацепок по-прежнему не было. Офицеры клялись, что занимаются этим делом со всем возможным рвением. Но пришли к нам для выяснения обстоятельств лишь однажды, в самом начале, и с тех пор не появлялись больше ни дома, ни в ресторане и вопросов не задавали. Девушки умерли, жизнь продолжалась. Так устроен мир. Или так просто принято считать.

Никого не волновало, что Витторию выпотрошили словно животное. Кое-где даже шептались, что возможно она это заслужила, вела себя слишком вызывающе, самоуверенно, нагло и напросилась сама. Будь она поспокойнее и попокладистее, возможно до сих пор была бы жива. Можно подумать, кто-то вообще может заслуживать смерти, тем более такой жестокой.

Когда сплетники нашли другой предмет для обсуждения, мы испытали некоторое облегчение. Мои близкие хотели оплакать сестру, не привлекая пристального внимания соседей и полиции.

Шумные торговцы с рыночной площади приходили в наш ресторан, ели за нашими столами, в надежде выведать хоть что-нибудь, но наша семья давно в совершенстве овладела искусством хранить секреты.

– Клаудиа заглядывала, – сказала бабушка, прервав мои бесконечные раздумья, – снова.

Я вздохнула. Представляю, в каком отчаянии находилась моя подруга, если осмелилась заговорить с бабушкой. Семья Клаудии практикует темную магию, к тому же нам нельзя общаться друг с другом из соображений безопасности. Поэтому наша дружба с самых ранних лет была источником напряжения для обеих семей. Звучит ужасно, но я избегала ее последнее время, так как еще не была готова разделить с кем-то свое горе и слезы.

– Зайду к ней как-нибудь.

– Угу.

Я проследила взглядом, как бабушка повесила котел над очагом, вдыхая аромат смеси различных трав. Раньше мне нравилось наблюдать, как она этим занимается, а теперь мне с трудом удавалось вынести это зрелище из-за мыслей о сестре и временах, когда она упрашивала бабушку сварить особое мыло или крем.