Сейчас я вдруг осознаю, что с молодым Иваном Ефремовым у вас обнаруживается немало общего. То, что оба красавцы-мужчины, жизнелюбы, неутомимые путешественники, знающие и любящие Землю, – ещё не так удивительно. Но ведь и тот же тонкий лиризм настоящего романтика, та же любовь к звучным словам из других языков, их неспешное смакование, с тем, чтобы после нанести на бумагу в огранке нового сюжета. И даже лёгкое заикание у обоих. Когда же я думаю о том, что именно в год и месяц твоего рождения Иван Антонович пережил сильнейший сердечный приступ, который едва не стоил ему жизни («едва не перешагнул черту Беспредельности», как выразился он в одном письме), все эти совпадения мне начинают казаться мистическими.

Те, кому довелось заглянуть за черту, иногда рассказывают о проносящихся перед внутренним взором картинах прошедшей жизни. Какие картины мог видеть ты?

Мне представляется необычно яркое летнее утро. Сколько тебе лет? Наверное, не больше десяти. Вы с младшим братом идёте по просёлку через поле встречать с электрички маму. Безветрие. Машет невесомыми крыльями бабочка-лимонница, над высокими травами неподвижно зависают стрекозы, откуда-то из небесной выси разносится негромкая трель жаворонка…

«Николай Муравин родился в Москве в 1966 году. Биография его (служба в армии в промежутке бесконечного процесса обучения в школах, техникумах и вузах) для широкой публики интереса не представляет, поэтому опускается», – написал ты однажды в справке на себя самого для какого-то сборника. Мы мало рассказывали о себе – находились более актуальные дела, – и теперь значительная часть траектории яркого метеора под названием твоя жизнь восстанавливается лишь по твоим литературным работам.

Твои опубликованные воспоминания начинаются с подвыпивших парней, «стреляющих» мелочь на выходе из школы. Начало восьмидесятых. Яростные споры с другом о том, всё ли прогнило в стране или есть ещё надежда. Ты нашёл ответ: революция продолжается, но не здесь. Её отголоски иногда просачивались в новостях, её частицы приносили люди с другого континента. Была советско-латиноамериканская Интербригада имени Эрнесто Че Гевары, были стихи, книги и музыка, концерты в школьных актовых залах и плакаты революционного содержания по стенам «явочной квартиры». И разговоры, – разговоры, от которых пьянеешь без вина…

Конец ознакомительного фрагмента.