Почтительность, как известно, никогда не была свойственна большевикам, из-за нее со времен гражданской войны и возникли легенды об «агенте Германии», «интеллигентном комиссаре», «дворянине» или «морском офицере» Яковлеве. Тем не менее неблагородное происхождение посланника большевистского Центра (Яковлев был выходцем из крестьянской семьи) заметили многие из окружения Николая II. Например, Сидней Гиббс говорил Соколову: Яковлев не показался мне интеллигентным человеком, а интеллигентным матросом[77]. И Александра Теглева считала, что он производил впечатление человека полуинтеллигентного[78]. Однако наиболее точно определил социальное происхождение загадочного комиссара и охарактеризовал его нрав лакей Цесаревича Сергей Иванов: Яковлев, по-моему, человек не «привилегированный». Он мне казался рабочим, но из развитых[79]. А вот в момент отъезда, – говорил опытный Царский слуга, – я наблюдал отношение Яковлева к Государю. Государь поехал в одной шинели. Яковлев мне сказал: «Принесите ему что-нибудь». Я не понял, про кого говорит Яковлев, и спросил его: «Кому?» Он пренебрежительно махнул рукой в сторону Государя и сказал: «Ну, как его? Этому…» и махнул рукой[80].
Образ комиссара Яковлева оказался окружен таинственностью. Способствовали этому как недостаточность и малоизвестность фактов из его биографии, так и сама сложная политическая эпоха, сформировавшая у его современников узкое, упрощенно-классовое представление обо всем. И поэтому мало кому было известно, что комиссар Яковлев, вопреки метаниям на протяжении всей жизни, до последнего дыхания оставался большевиком. В истинном отношении Яковлева к Царской семье – безусловно, большевистском – легко убедиться, читая его воспоминания. Вот каким запомнился ему момент отъезда из Тобольска: Николай Романов как-то растерянно переходил от одного к другому и какими-то судорожными движениями крестил своих дочерей. Его надменная жена сдерживала слезы дочерей. Каждый ее жест, каждое слово говорили о том, что не надо показывать своей слабости перед «красным врагом». Она попыталась было еще раз показать свой характер, заявив, что выберет экипаж по своему усмотрению.
– Садитесь, куда вам приказывают, – было ей ответом, и с того момента она почти всю дорогу хранила упорное молчание[81].
Воспоминания П. М. Матвеева сохранили для нас весьма характерную деталь в поведении Императрицы, подмеченную им еще во время пребывания Царской семьи в Тобольске: При расставании они все плакали, Александра Федоровна оставшихся дочерей целовала и крестила. Надо сказать, что она имела привычку крестить детей даже тогда, когда они просто выходили гулять днем в сад[82]. Из-за весенней распутицы переезд из Тобольска в Екатеринбург был жутким и очень тяжелым. П. М. Матвеев сообщает о том, в каких условиях ехала Царская чета: На станциях при остановках нам трудно было узнать друг друга, весенняя дорожная грязь от лошадиных копыт до того забрызгивала все лицо, что буквально не оставалось чистого места, таким же черномазым ехал с нами и Николай Романов, лица его почти не было видно. От грязи не убереглась и Александра Федоровна, несмотря на то, что ее карета была вплотную закрыта. От этой грязи не было возможности сразу отмыться по приезде на место