Я чувствовал, что Валке неуютно, и прекрасно ее понимал. Она была дочерью тавросианских кланов, в глазах Святой Земной Капеллы – ведьмой, разум которой, как паутиной, опутан машинами. Переступить порог часовни для нее было все равно что для овечки войти в логово льва или, наоборот, для львицы – выскочить прямо под ружья пастухов.

Бассандера Лина, сэра Грея и легата Сендила Массу я среди присутствующих не видел.

Император не обернулся. Не успели мы с Валкой пройти и пяти шагов по филигранно уложенной плитке, как логофет в черной чиновничьей униформе с красной оторочкой преградил нам путь, выставив руку:

– Лорд Никифор! Император молится!

– Мы заметили, – сказала Валка с ехидством и попыталась прикрыть это улыбкой. Но улыбка вышла чересчур резкой.

Логофет подозрительно прищурился, и мне пришлось вместо ответа низко поклониться и ждать, покручивая золотое кольцо на указательном пальце правой руки.

Кольцо императора. То самое, что когда-то находилось на единственном ныне свободном пальце правой руки его величества. Кольцо, что он подарил мне, прежде чем изгнать из Вечного Города после неудачного покушения Бурбона и императрицы.

Кольцо святого Георгия.

– Пожалуйста, подождите здесь, – произнес Никифор, с грацией, отточенной за годы придворных тренировок, вклинившись между Валкой и логофетом.

Еще несколько минут его величество оставался неподвижен. Даже его раскинутые руки в алых перчатках не шелохнулись, осанка сохранялась ровной и горделивой, несмотря на груз прожитых лет. Я не сразу заметил чуть поодаль пурпурную тогу лорда Венанциана – тот стоял на коленях на бархатной подушке, сложив перед собой ладони. Перед ними на алтаре была фигурка Вильгельма Первого – Бога-Императора, склонившегося под расписным куполом Земли, как когда-то на Авентинском холме среди руин древнего Рима, в знак победы над машинами. Статуя возносила руки с венцом из колючей проволоки, чтобы возложить его на свое священное чело.

Алые перчатки соединились над рыжей головой императора, и, начертив в воздухе символ солнца, он поднялся, подобрав одной рукой красно-золотую мантию.

– Мы рассчитывали, что вы придете один.

Мне, как солдату и рыцарю Империи, полагалось не кланяться, а преклонить колено. Так я и сделал. Опустив голову, я не видел, поклонилась ли Валка.

– Досточтимый кесарь, – начал я с положенного солдатам приветствия, – моя спутница была заточена здесь со мной последние семьдесят лет. Она не ваша подданная, но я надеялся, что ее голос станет мне поддержкой в прошении об освобождении.

Я отважился поднять глаза, чтобы увидеть реакцию императора.

Его величество смотрел прямо на меня. Двое лакеев поспешно поправили его мантию и прочие регалии.

– Так вот почему вы здесь? – произнес он, поставив ногу на подушку. – Чтобы просить? Разве не мы вас вызвали?

Я почувствовал на плече руку Валки и по ее положению понял, что Валка стояла. Она молчала, но ее прикосновение придало мне сил, чтобы поднять голову. Когда-то я был любимчиком императора, но если Лин вдруг ошибся, то такая дерзость была опасна… Однако…

– Ваше величество, я ваш верный слуга, но мои возможности здесь весьма ограниченны. За один день на Эйкане я добился большего, чем за все годы на Нессе. Если придется молить вас о том, чтобы мне было позволено лучше служить, так тому и быть.

Император был прагматичным человеком, но, как и большинство правителей, неустойчивым к лести. Изумрудные глаза императора без эмоций изучали меня. Казалось, прошло столько времени, сколько живут звезды.

– Поднимитесь, сэр Адриан, – произнес он наконец, подкрепляя слова жестом, и, пробежав взглядом по собравшимся в часовне, обратился к ним: – Оставьте нас.