Стоял холодный и прозрачный октябрьский день. Трубку не взяли, но перезвонили. Михайлова как раз снимала на камеру своего старенького смартфона берёзовый листопад.

– Я не могла вам сразу ответить, я была на литургии, – весело доложилась приветливая женщина.

Михайлова сказала, что она насчёт работы.

– Сколько вам лет?

И Михайлова внутренне сжалась, так как цифра была огромной:

– …

– Надо же, какая молодая! – поразилась «соборянка». – Как странно… Мы обычно берём тех, кому семьдесят…

Михайлова с юности и не пыталась давить на жалость, но поняла, что можно говорить прямо:

– А что ещё делать, если нечем платить за квартиру?

– А как вас звать-величать?

– Екатерина Алексеевна.

– Нет, вы ещё молодая, просто Катя. Я – Наталья Сергеевна. Катя, а вы принимаете участие в таинствах?

– Только в таинстве исповеди.

– Вы причащаетесь?

– Нет.

– А почему?

– Я недостойна! – с излишней патетикой воскликнула Михайлова.

Не могла же она сказать, что…

– Просто нам велено брать на работу лишь тех, кто участвует в таинстве причастия. Хорошо, приходите завтра в храм к десяти.

***

Утром она идёт в собор, как на каторгу. Величественный красный храм в псевдоготическом стиле, озарённый богатым золотым светом, который льётся в наши окна только в октябре. В притворе зелёная крышка от гроба, а на столике для записок – какие-то листовки. Михайлова берёт почитать.

Наталья Сергеевна работает в храмовой канцелярии. Словно строй солдат, её охраняют высокие пышные туи. А у входа – шикарные розы, красная, и две розовые.

Надо же, розы – осенние цветы как какие-нибудь астры, хризантемы или георгины. Розовая напоминала спаниеля с виновато поникшими ушками.

Михайлова заранее пытается оценить, что ей предстоит. В соборе пол плиточный, а на уборщицах спецодежда – противные зелёные халаты. На двери объявление: «Хорошо вытирайте ноги, чтобы в нашем храме всегда было чисто!»

Канцелярия за десять лет преобразилась, – предбанник обложен плиткой. Вот подобострастная бабушка из «администрации» с двумя вёдрами, – только коромысла не хватает. И Михайловой стало тошно.

Наталье Сергеевне лет пятьдесят пять, но она выглядит молодо, стрижена коротко и крашена в «блонд».

– Где вы раньше работали? – всё также приветливо спрашивает она.

Похвастаться Михайловой нечем, но она старается выглядеть прилично:

– Делопроизводителем, на выборах…

– И вы, такой активный человек, хотите таскать вёдра?!

– А что делать?

– Оставьте ваши данные, может быть, мы вас возьмём. А если нет, то не обессудьте.

Михайловой нравится, как Наталья Сергеевна выражается, – как в русской классике. Она дала ей листок бумаги, где были написаны сведения о претендентках.

Собеседование постоянно прерывали звонки на мобильный и городской телефоны. Наталья Сергеевна извинялась и говорила в трубку: «Да, я знаю, что мы должны вам сорок тысяч рублей за свечи».

– А ещё я хочу подарить вам книжечку о таинстве причастия «Недостоин тот, кто считает себя достойным».

– Спасибо. До свидания.

– Спаси Господи!

Михайлова могла бы и солгать, будто причащается, – в большом храме это невозможно проверить. Но она не стала врать в Божьем доме, это же,тебе не секта какая-нибудь!

Когда она подошла к «Эльдорадо», позвонила Раиса Михайловна:

– Катенька, ты не могла бы мне помочь? Я сейчас дома.

«Как же хорошо, что я не занята! – обрадовалась Михайлова. – Иначе не смогла бы прийти!

Раиса Михайловна была очень умной, образованной женщиной, но попала в переплёт. Её отец был муллой, и в молодости она смеялась над исламом. Но какая-то её родственница оказалась дитём Божьим5, что посеяло в Раисе Михайловне зловредное семя.