Молодой человек с любопытством смотрел на вошедших.

Так прошло несколько мгновений. Наконец хозяин словно спохватился, что не приветствовал гостей, и, приподнявшись на скамье, несколько сиплым голосом, сопровождая свои слова легким наклонением головы, сказал:

– Добро пожаловать! Чьи вы будете, не знаю того, но везде у нас на Руси гость в дому – дар Божий. Разоблачайтесь, да обогрейтесь с холода-то!..

Мамка словно ждала этого обращения.

– Спасибо на ласковом слове, добрый молодец, – затараторила она. – Чей ты, того и я не знаю, хотя по кафтану вижу, что не простого ты рода. А мы все будем вот ейного, – указала она на Ганночку, – батюшки: государева чернавского воеводы Симеона Федоровича. Чай, слыхал про него?

Глаза молодого человека так и сверкнули недобрым огнем, когда он услышал слова мамки.

– Это Грушецкого, что ли, по прозвищу? – глухо и с оттенком злобы в голосе вымолвил он. – Как же не знать? Знаю! Новый он у нас человек, а знакомы мы… Все друг друга ищем, да найти никак не можем! – и вдруг, как бы спохватившись, что сказал лишнее, он сразу замолк.

– Ежели знакомцы вы с Симеоном Федоровичем, – воспользовалась этим перерывом старушка, – так еще того лучше! Уж будь покоен: Симеон-то Федорович за твою услугу в долгу перед тобой не останется и сторицей отблагодарит.

Молодой незнакомец при этих словах старушки заметно усмехнулся.

Та увидела эту усмешку и рассердилась:

– Негоже смеяться-то, господин, – заговорила она, – ежели люди в беде и помоги просят!.. Сам же ты сказать изволил, что гость в дому – дар Божий, а и сам ты слышал, что не простые мы люди; так по чести ты и гостей таких принимать должен… Не хочешь – твоя воля, уйдем…

– Нет, бабушка, нет! – спохватился молодой хозяин. – Оставайтесь, сколько вам надобно. Тут у меня бабы есть, так они вам помогут – напоят, накормят, а захотите – так и спать на вытопленную лежанку положат. Не русского они у меня теста, а добрые… Из персидской земли вывезены, по-нашему, почитай, и не говорят, ну, да это ничего – уж вы-то промеж себя столкуетесь. А я сейчас выйду, посмотрю, нельзя ли чем-либо вашему горю пособить… Это вашего дома холоп, что ли? Ну, выйдем, старый, как тебя там! – обратился он к Сергею и, сейчас же, захлопав в ладоши, громко выкрикнул: – Зюлейка! Ася!

На этот зов из соседнего покоя выбежали и старуха, и молодая женщина, первые встретившие нежданных гостей на крыльце. Ганночка приметила, с каким любопытством оглядела ее с ног до головы молодая, и ей показалось теперь, что во взгляде этих больших черных глаз светились не то испуг, не то жалость.

Старуха не обращала никакого внимания на пришельцев; она даже не кинула на них взгляда, а подобострастно, совсем по-собачьи, смотрела на своего господина, выжидая его приказаний.

Тот заговорил с нею повелительно на каком-то непонятном языке.

– Ну, боярышня, – ласково, заметно стараясь смягчить свой грубый, сиплый голос, обратился он затем к Ганночке: – прости, ежели не понравилось тебе что… Уйду я от вас, отдыхайте, а как вернусь – обо всем переговорим толком. Симеон-то Федорович во всей округе дочкой своей хвастается! Умница-разумница, баит, другой такой и не найти… Рад, что судьба нас с тобою свела. Может, и к добру, а может быть… – Он оборвался и через мгновение глухо докончил: – Может быть, для кого-нибудь и к худу.

Ганночка вся так и вздрогнула, услышав эти слова.

Она была бойкая, развитая не по своему времени девушка и хотела было сама заговорить, нисколько не смущаясь тем, что впервые видит этого молодого красавца, но не успела. Хозяин отвесил ей почтительно низкий поясной поклон и большими шагами пошел к дверям, не обратив внимания на няньку.