– Ага! – Мистер Людвиг ткнул пальцем в мою сторону, едва не задев мой нос. – Именно такой ход мысли нам и нужен! Вот… – Он опять сунул руку в карман и протянул мне какой-то конверт. – Это ваш билет на самолет. Мы вылетаем завтра днем из Гатвика. Встретимся у терминала.

Вот так. Не дожидаясь моей реакции, мистер Людвиг развернулся и пошел прочь, так ни разу и не оглянувшись.

Звезды близ прекрасной луны тотчас же

Весь теряют яркий свой блеск, едва лишь

Над землей она, серебром сияя,

Полная, встанет.

Сафо

К тому времени, как я пришла, большинство преподавателей уже собралось в профессорской. Из-за того что мне пришлось в спешке покидать фехтовальный клуб, я не имела возможности освежиться, и когда вошла в комнату, до меня донеслось несколько приглушенных замечаний о том, что мисс Америка снова опаздывает на ужин. Но я просто улыбнулась и сделала вид, что не расслышала их. Все они наверняка посчитали, что я была в библиотеке, погруженная в древний манускрипт где-нибудь в пыльном углу, забыв о времени и месте, и потому сейчас выглядела так, словно вынырнула прямиком из эпохи Возрождения.

К сожалению, я точно знала, что определение «мисс Америка» вовсе не являлось комплиментом. Хотя это и могло бы быть правдой, потому что я была на полголовы выше большинства своих коллег и обладала, как говорил мой отец, когда я распускала свои светлые локоны, абсолютно ангельской внешностью; однако здесь меня так прозвали из-за моего происхождения или, точнее, из-за отсутствия должного происхождения. Моя мать была американкой, и ее лексика была главной в нашем доме с самого моего детства. Несмотря на то что мой отец был стопроцентным британцем и росла я в окружении настоящих англичан, все же у меня иной раз вырывались истинно американские выражения. Кто-то из старших преподавателей факультета наверняка слышал, как я называла мусорку ведром для мусора, или, может быть, видел, как я бежала трусцой мимо колледжа, не имея никакой другой цели, кроме вульгарного желания оставаться в форме, и тут же сделал вывод, что со мной все понятно.

– Диана! – Катерина Кент нетерпеливым взмахом руки подозвала меня к себе. – Как прошла конференция?

Как всегда, ее пулеметная речь застала меня врасплох, и я почувствовала, что вся моя храбрость куда-то улетучилась.

– Совсем не плохо. Публика была вполне приличная.

– Напомни-ка мне тему своего доклада?

– Ну… – Я попыталась улыбнуться. Признаться в том, что я проигнорировала ее совет, было нелегко. – Я, пожалуй, слегка поспешила…

Глаза моей наставницы мгновенно превратились в узкие щелки. У нее было лицо умного и дисциплинированного человека, окруженное столь короткими волосами, что это походило на некий вызов, а глаза, всегда поразительно живые, имели редкий бирюзовый оттенок и напоминали кристаллы в дорогой оправе. Они, как правило, пылали раздражением, но я научилась понимать это выражение как естественное для Катерины при общении с людьми, на самом деле завоевавшими ее уважение.

Как раз в этот момент по комнате пробежала волна восторженного шепотка. Порадовавшись тому, что внимание Катерины переключилось на новый предмет, я обернулась, чтобы посмотреть, кто это умудрился прийти даже позже меня, но при этом остаться любимчиком публики.

Ну конечно же. Джеймс Моузлейн.

– Сюда! – Рука Катерины снова взлетела вверх в нетерпеливом жесте, который не предполагал отрицательного ответа.

– Кейт! – Джеймс приветствовал знатную даму ожидаемым ею рукопожатием. – Спасибо за рецензию в «Квартерли». Уверен, я этого не заслужил. – И только тут он обратил внимание на меня. – О, привет, Морган! Я вас не заметил.