Между тем в Преображенском дворцовом селе разбуженному среди ночи Петру сообщили, что московские стрельцы восстали в пользу Софьи и идут его убивать. Пережитый ужас проснулся вновь. Бросив беременную жену и мать, Пётр в одной рубахе ускакал в Троице-Сергиев монастырь. Семье это не повредило: Наталия Кирилловна Нарышкина спокойно собралась и отправилась с двором вслед за сыном. Дальнейшее известно.

По уже отработанному в 1682 г. сценарию под Троицей было собрано изрядное ополчение, к которому примкнули солдаты и изъявили желание присоединиться стрельцы. Царь Иван был поставлен перед выбором между сестрой, якобы готовившей покушение на жизнь его младшего брата, и «правым делом» Петра. Софью к Петру не допустили, чтобы избежать малейшей возможности прояснения дела и, кто знает, – примирения.

Козлами отпущения были сделаны Фёдор Шакловитый и несколько десятков более или менее случайных лиц, под страшными пытками признававшихся во всем, чего желали палачи, но так и не сообщивших сколько-нибудь ясной картины «заговора». Да это было и не нужно – «вины» казненных были объявлены по всей стране без упоминания о Софье, так что создавалось впечатление, что новые власти старательно выгораживают члена царского дома.

Единственный, кто выдержал пытки и опроверг все обвинения, заставив осудить себя на смерть без вины, был Сильвестр Медведев, голову которого патриарх Иоаким получил за свое участие в перевороте. Если Шакловитый был казнен спешно, то Медведева мучили целый год и, ничего не добившись, казнили на Лобном месте, как Степана Разина, в назидание вольнодумцам.

В «верхах», поспешивших склониться перед торжествующими «петровцами», пострадали немногие. Князь Василий Голицын со своим взрослым сыном и помощником боярином Алексеем Васильевичем были лишены чинов, имущества и сосланы с семьями в Яренск, затем в Мезень, потом еще дальше, в Пинежскую волость. Против Голицыных возбуждались многочисленные судебные дела, враги преследовали свергнутого канцлера со звериной ненавистью много лет, но остается фактом, что осужден он был в сентябре 1689 г. без следствия и разбирательства дела.

Как и несчастным Хованским в 1682 г., Голицыным был просто зачтен приговор, касающийся главным образом отца. Особое место в приговоре занимало обвинение, что главнокомандующий, «пришед к Перекопу, промыслу никакого не чинил и отступил, каковым нерадением царской казне учинил великие убытки, государству разорение, а людям тягость»[35]. Борис Голицын – хитроумный организатор побега Петра в Троицу и захвата власти – попал в опалу, пытаясь объяснить нелепость подобных обвинений против своего родича; лишь «покаявшись» и уступив первенство Нарышкиным, князь восстановил положение при Петре.

Заточив Софью в Новодевичьем монастыре, победители бросились захватывать ключевые и наиболее доходные ведомства, должности и чины, безжалостно расправляясь с теми, кто не спешил освобождать для них место[36]. Обоснования для репрессий не требовалось. На вопрос бояр, за что отправлен в ссылку заслуженный военачальник Леонтий Неплюев, от «петровцев» прозвучал ответ: «Явная де его, Леонтьева, какая есть вина – вы не ведаете; а тайная де вины (и мы) не ведаем!»

Вакханалия обогащения должностных лиц при покровительстве и под предводительством Нарышкиных вошла в историю. После семи лет вынужденного воздержания воеводы и приказные деятели жадно протянули руки к государственной казне; взятки брали даже бывшие приближенные В. В. Голицына (например, Емельян Украинцев); правосудие целиком зависело от мзды. Сбывалось мрачное пророчество восставших в мае 1682 г.: