– Другое дело. Почему сразу так не сказать? Понимаете же разницу.

Праведный гнев смешивался с усталостью профессии. Наверняка, большинство людей, говоривших Никите одну и ту же чушь, были не так уж глупы, однако, перейдя порог кабинета, теряли аналитические способности. Путали спину и живот, лево и право, дату рождения и сегодняшнее число.

Закреплённой десятками тысяч приёмов привычкой – осматривать людей – Никита продолжил изучение человека. Требовалось сравнить, насколько правдивы слова о состоянии и само состояние. В этот раз всё совпало, случалось часто, но реже, чем того требовал здравый смысл.

Пациентка, снабжённая необходимыми бумагами, тихо сбежала из кабинета. На целую минуту Никита остался один. Когда дверь открылась, он ожидал увидеть следующего человека с набором жалоб, однако увидел медсестру с набором чемоданчиков, в которых прятались под крышками чистые и грязные инструменты.

– Никита Шагаевич, а вы чего здесь? Опаздуна ждёте? – удивилась медсестра, точно смена уже закончилась или у врача вообще был сегодня выходной.

– Ох, точно! – ответно округлил глаза он. – Собрание!

Сразу стало понятно, почему никто не просился на приём. Пока высокая черноволосая медсестра хозяйничала в кабинете, где Никита кропотливо взращивал хаос, он выскочил за дверь и стремительно зашагал к лестнице.

На лавках в тёмном коридоре сидели пациенты. Почти всем им пришлось ждать, пока случится еженедельное собрание, требовавшее присутствия каждого врача. Никита мог бы признаться, что немного важного там обсуждалось, однако не стоило горячить и без того горячий ключ. Потому он, как и остальные врачи, сделал серьёзный вид и прошагал мимо, быстро, что даже халат чуть отлетел назад.

Обратно врачам тоже следовало шагать хмурыми и с напряжёнными лицами. Только они часто забывали в порыве шуток и смешных историй про пациентов, выходили довольные, да ещё и похлопывая друг друга по спинам, напористо смеясь.

В силу относительно высокого роста Никита уселся в уголок. Впереди шептались кардиологи, но даже за их пышными причёсками не скрывалась голова, потому главврач то и дело обращал на него внимание. Своеобразный маяк среди невысоких уставших докторов, усиленно желавших не встретиться взглядами с начальником.

Началось. Когда заговорил главврач, шёпот остальных стих. Этот шёпот радикально отличался от школьного, внутри которого мальчишки обсуждали, как бы споить девчонок; этот шёпот был пропитан работой – корифеи человеческих сбоев обсуждали пациентов, которых направляли друг другу. Полный снобизма и лицемерия, и ответственности шёпот. Как же он нравился Никите.

Молодой и красивый начальник в режущем глаз белом халате, никогда не сталкивавшемся с кровью или гноем, или хотя бы соплями, умел хорошо говорить. Настоящий гипнотизёр. Может, не обладай он властью, данной департаментом, никто бы его так зачарованно не слушал, однако власть и всё остальное смешались и волной окатили подчинённых.

На Никиту это действовало хуже. То ли от того, что он был мужчиной и не мог впечатлиться другим мужчиной, то ли от того, что не признавал авторитетов ни в каком виде. Смотрел с приспущенными бровями. Иногда причиной ответного удивлённого на проницательный взгляд становилась чушь. Не очевидная, что подобна бессмысленному набору звуков, а мимикрировавшая под разумную речь и конструктивные предложения. Глав всегда оправдывался приказом сверху, намекая, что такие не обсуждаются, однако не учитывал, что отсутствие обратной связи, в итоге, создавало у повелителей из департамента ощущение правильного вектора своих решений, а оттуда – всё более и более безумные предложения. Опасные, как, например, это.