То есть если душу воспринимать лишь как информационный пакет, то вместо того, чтобы после смерти отправиться в некий архив, а то и вовсе в «корзину» с последующим удалением, в его случае произошло перетаскивание в чужой «текстовый файл» из-за частичного сходства в названии файлов, да еще в прошлое… Так что не он первый, не он последний.

«Что?»

«Да так, не обращай внимания… А отец твой часом не тот, что зовется Большое Гнездо?»

«Да, его так называют, а имя его – Всеволод Юрьевич».

«Твою ж м…» – начал было экспрессивно Юрий-вселенец, но вовремя примолк.

Не стоило браниться, да еще так, хоть и очень хотелось.

«Что такое?» – обеспокоился хозяин тела, почувствовав нервозное состояние приблудной души.

«Какой сейчас год, Юра?»

«Шесть тысяч семьсот девятнадцатый год от сотворения мира…»

«Так… Это, стало быть, тысяча двести восьмой-девятый от Рождества Христова… Фу ты ну ты…» – с облегчением выдохнул Юрий-вселенец и даже удивился, что вспомнил, сколько именно надо отнять, все-таки эта не та информация, которую твердо помнят простые люди.

«В чем дело? Что тебя так обеспокоило?» – уже с откровенной тревогой спросил Юрий Всеволодович.

«Да так, время еще есть… целых тридцать лет. Прорва времени если подумать. Состариться успеем, если раньше не помрем».

«А что случится через тридцать лет?»

«Башку тебе отрубят… а точнее, уже нам, если, конечно, ничего не изменить».

«Кто?! За что?!» – испуганно-негодующе воскликнул княжич.

«Кто – монголы, а за что – за то, что не захочешь преклонить перед ними колени и платить дань – десятую часть всего, в том числе в людях».

«Откуда ты знаешь?»

«Оттуда… в смысле, что к тебе из две тысячи восемнадцатого года от Рождества Христова прилетел».

Княжич промолчал, переваривая информацию, не зная, как к ней относиться.

«Кстати, слышали уже что-то о них? Ну не могли не слышать от тех же купцов».

«Нет, ничего ни о каких монголах мы не ведаем».

«Ну, наверное, еще рано… – подумав, ответил вселенец. – Они там еще на востоке тусуются… Сам Чингисхан еще жив… кажется. Кстати, можешь гордиться, тебя канонизируют, будешь в числе святых. Впрочем, вас много кого канонизируют по поводу и без…»

«Не хочу…»

«В числе святых быть? Или с головой расставаться? – не смог удержаться от ироничной подколки Юрий Штыков. – Тут я тебя понимаю, утешение так себе, башка – она как-то ближе, особенно учитывая, что просрал не только свою башку, хрен бы с ней, так еще жену твою зверски замучают и детей с внуками заодно. Я уже молчу о всех твоих братьях, сестрах и их детях. Мало кто выживет. А потом почти триста лет Русь будет изнывать от монголо-татарского ига, и в этом твоя немалая вина, как будущего Великого князя Владимирского».

«В чем именно моя вина?» – недовольно-недоверчиво спросил княжич.

«В слабоволии и желании все решить миром. Кому-то ты не захотел помочь, кому-то не успел. Понятно, что это не только твоя вина, но и прочих князей, что мнят себя пупами земли, а потому разобщены и не способны договориться между собой о единстве даже перед лицом страшного врага. Шутка ли, русских войск было в два раза больше вражеских, и проиграли, потому как каждый князь всяк по своему сражался, кто в атаку пошел, кто отступил, кто еще куда-то поперся… у меня этот бардак в голове не укладывается! Но на тот момент ты был в числе сильнейших князей всей Руси и, видя идущую с юго-востока угрозу, не подмял под себя остальные княжества, где дипломатией, где силой, чтобы, собрав всю мощь Руси в кулак, отразить нападение, хотя мог. Опять же, привыкли считать кочевников просто татями, что время от времени нападают, берут, что могут унести, и уходят обратно в степи. Монголы не такие. Недооценили вы их, сильно недооценили, хотя удивительно это».