Если выдаешь снасти, скидка в наказании. Выдали нам 7 самоловов. Все – говорят.
Прошлись «кошкой», еще пять вытащили. Скидки не будет.
На самоловах примерно 40 крючков. Я помогал вынимать снасти, по неловкости покалечил правую ладонь насквозь. На каждом штуки три осетровых сидело. Большая часть – «снулые», ни на что не годятся…
Потом пересел к москвичам. Они пошли «донос» проверять, а я пошел глухарей на галечниках снимать на кино. И заблудился в редколесье, горожанин бестолковый.
Со страху переночевал на дереве.
На другой день увидел дым. Еле вышел на него – ноги разные.
Там землянка, а в ней три парубка и Пахан. Отобрал кинокамеру, спрашивает: какими судьбами? А я врать не готов был. Наплел ерунду про съемочную группу. Не поверили, конечно. Но дали поесть.
Пахан говорит: «Сусанин, проводи его». Тот взял карабин. Мне очень не по себе стало, егеря вспомнил. Но, после некоторого плутания, парнишка вывел меня к реке и отпустил с матом.
Вечером потерявшие меня надзорники из ракетниц постреляли, и я понял, что надо вверх по реке идти.
За месяц путешествия по енисейским северам я повстречал практически всех астафьевских героев, иные даже в вариантах – на выбор.
Встретил и неожиданно красивую эвенкийку в поселке Тура. Она сидела на завалинке и курила, будучи слегка навеселе. Наделал комплиментов и уговорил на портрет. Сказала, что приехала повидать родителей, учится в красноярском «педе».
Рисунок для рассказа «У золотой карги», подаренный Виктору Петровичу Астафьеву
Обгоревший оригинал рисунка для рассказа «Летит черное перо»
Я пристал – а танцевать умеешь?
– Неси бутылку, – но у меня с собой было…
– Спирт? Пойдет… Только воды принесу…
В то время спиртное там по карточкам выдавали, но исправно работал и нелегальный завоз.
Призналась, что дед был украинцем, а развеселившись, и впрямь станцевала. Но не модные тогда «круть-верть» и «тряс», а нечто особенное под свою же песню. Пояснила, что это танец оленя. Портрет конфисковала. Пришлось рисовать по памяти. Получилась, ей-богу, похожа.
Вернулся в Красноярск с багажом приключений и впечатлений.
Через месяц, с дрожью в коленках, явился пред очи Мастера на показ.
Пока он долго молча рассматривал листы, я успел три раза вспотеть и обсохнуть. Наконец он молвил: «Ты знаешь, многие меня иллюстрировали. Мне всегда непросто что-то сказать, боюсь обидеть художника. А тебя обидеть не боюсь…»
Я вспотел опять.
«Это первые иллюстрации, которые мне понравились…»
Я высох.
Мне доводилось после слышать комплименты в свой адрес, и я стал к ним равнодушен. Но та скупая похвала Петровича мне дороже вечности.
Р. S. К сожалению, иллюстрации для книги «Царь-рыба» погибли при пожаре.
Возможно, сохранился рисунок для рассказа «У золотой карги», который я подарил Астафьеву по его просьбе. Виктор Петрович был очень удивлен портретным сходством девушки, героини рассказа, а ведь я рисовал ее по своему воображению.
Обгоревший после пожара оригинал рисунка для рассказа «Летит черное перо» я передал своему другу, издателю Юрию Кирюшину. Возможно, пристроит куда-нибудь, ведь он отовсюду собрал, сосканировал и сохранил мой архив, за что я ему весьма благодарен.
Часть I
Бойе
Бойе
Молчал, задумавшись, и я,Привычным взглядом созерцаяЗловещий праздник бытия,Смятенный вид родного края.Николай Рубцов
Если мы будем себя вести как следует, то мы, растения и животные, будем существовать в течение миллиардов лет, потому что на солнце есть большие запасы топлива и его расход прекрасно регулируется.
Халдор Шепли
По своей воле и охоте редко уж мне приходится ездить на родину. Все чаще зовут туда на похороны и поминки – много родни, много друзей и знакомцев – это хорошо: много любви за жизнь получишь и отдашь, да хорошо, пока не подойдет пора близким тебе людям падать, как падают в старом бору перестоялые сосны, с тяжелым хрустом и долгим выдохом…