, – прошептал князь Алексей.

– Потому и был приставлен Годуновым к сыску и суду сему! – без тени сомнения произнёс Филарет.

– Да, страшен, хитёр и жестоковыен Шуйский по всей сути своей и естеству своему! – тихо, но твёрдо и с чувством ненависти промолвил Шереметев, сжимая темляк сабли.

– А как ухищрился-то Годунов! Да только сам себя и перехитрил, – произнёс князь Григорий.

Все молча и с пониманием посмотрели друг другу в глаза и склонили головы в знак согласия.

Через три четверти часа возок, в котором ездили на посад Савватий и Иоанн, возвратился. В возке с ними была пожилая, исхудалая женщина с седыми прядями волос, выпадавшими из-под платка. Это была сама Ефросинья Туренина. Она уверенно повела Филарета и его сопровождение по погосту, и минут через десять все они оказались на другом его краю, возле небольшой могилки со старым дубовым крестом. Тут Туренина торопливо раза три подряд сотворила крестное знамение и сделала поясной поклон. К удивлению многих, могила была убрана, и у подножия Креста стояли два небольших образа – Богородицы, святителя Пантилеймона и несколько потухших свечей.

– Никак молится зде люд православный? – с интересом спросил Шереметев, узрев это место.

– Молятся люди. Увечные, немощные притекают. Бают, помогает Заступница и святитель. Даже иные болящие исцелялись, – отвечала женщина, смахивая слезу, навернувшуюся на глаза.

– Сама и зрела сие, али со слов баешь? – строго спросил владыка.

– Сама, – сухо отвечала женщина.

– Спаси тя Христос, жено! Ступай же домой, – вкрадчиво молвил игумен Савватий.

Тем временем к указанному месту подошли могильщики с лопатами. Филарет тихо запел Трисвятое. Савватий вторил ему.

Туренина, словно опомнившись и поняв, в чём дело, вдруг затряслась всем телом. Опустившись на колени, она с мольбой в очах подползла к Филарету и взмолилась:

– Владыко, не попусти поругания! Не тронь чадо мое. Ни в чём невинен сыночек мой. Не вели этим людям разорить юдоль сына моего!

Глаза её наполнились слезами и она, стоя на коленях, всё продолжала умолять Филарета, протягивая к нему руки. Владыка же, отстранившись, лишь творил молитвы. Могильщики, было смутились, но князь Алексей грозно прикрикнул на них и те, крестясь и поплёвывая на ладони, взялись за дело. Работали дружно и споро. И тут женщина, словно впав в безумие, рванулась к разрываемой могиле и всем телом упала на неё.

– Не дам, супостаты! Не пущу, изверги! Не троньте сыночка мово! – в исступлении кричала она.

Прервав молитву, Филарет негромко молвил Савватию:

– Отче, уйми и успокой жену сию. Поясни ей, что ничего недоброго и непотребного не свершим. Но по слову и делу государеву с молитвой, как велит Церковь Христова, исполним вся. Да с этим и отвези жену страждущую домой.

Савватий, со вниманием выслушал владыку, поклонился ему в пояс и стал уговаривать женщину. С помощью копателей он поднял её на ноги и отвёл в сторону. Та была не в себе. Её трясло, глаза были наполнены ужасом, лицо побелело. Савватий неспешно повёл её к возку, оставленному у другого конца погоста.

Тем временем могильщики раскопали глубокую могилу. Лишь на глубине около трёх саженей их лопаты и кирка застучали по дубовой крышке гроба. Когда землю вокруг гроба расчистили, двое копателей, работавших на дне могилы, утирая пот, остановились, и стали выжидательно поглядывать наверх. Что-то явно смущало их.

– Чуешь, Филиппка, какой воздух парит? – негромко спросил один из них своего напарника.

– Чую, да не уразумею, что сие парение значит, – отвечал Филипп своему содругу.

Филарет, услышав слова копателей, трепетно сотворил крестное знамение и вновь неспешно, громко и с нотками мольбы в голосе прочёл молитву Святому Духу. Все, окружавшие его, с тревогой и волнением крестились и шептали молитву.