– Поздравляю, – устало вздохнула она.
Тут Борисов и выпалил главное:
– Я ведь приехал за тобой, Сима. Поедем в Москву! Начнём всё сначала…
Она отвернулась к трюмо, поправила волосы:
– Нет, Витя, я не поеду… – Глаза её в зеркале ничего не выражали.
Возникла пауза, во время которой на трюмо, звонко жужжа, прилетела чёрная муха, уселась на зеркальную поверхность и поползла по отражению Серафимы.
«Хорошо хоть не таракан…» – Борисов обрёл вдруг ту душевную лёгкость, которой ему так не хватало.
– Может быть, позже приедешь? – спросил он непонятно зачем.
Она ловко прихлопнула муху газетой:
– Нет, не приеду. Я подаю на развод.
– Когда? – Он вдруг понял, что рад такому ответу.
– Да хоть завтра.
– У тебя кто-то есть? – с усмешкой поинтересовался он. – Если есть, тогда понятно… Была без радости любовь, разлука будет без печали!
Она посмотрела на него неожиданно зло:
– Нет у меня никого! Но это не важно. Главное, что я тебя видеть не хочу. Понятно?
Прощаясь с ней, Борисов попросил:
– Серафима, не подавай пока на развод, а то меня из академии попрут… Помнишь, как Леночка любила с разбега бросаться мне на шею: «Папочка, когда я вырасту, стану твоей женой…»? Потерпи немного ради памяти о ней…
Лицо Серафимы при упоминании о Леночке исказила болезненная гримаса. Она посмотрела на него с презрением:
– Ты, Борисов, страшный человек! Хоть когда-нибудь ты можешь не думать о карьере?
…Через полгода, уже учась в академии, он получил от Серафимы письмо, в котором она просила написать заявление о том, что он не возражает против развода. Это заявление необходимо для суда, чтобы развод состоялся без его участия: «Нас быстро разведут, ведь несовершеннолетних детей у нас нет!»
«У нас с тобой не только детей нет, но и ничего общего…» – подумал он и написал в Шадринск, что против развода не возражает.
Спустя два месяца Борисов получил ещё один конверт, на этот раз – официальный, с уведомлением, что его брак с Серафимой Борисовой районным судом расторгнут, что бывшая жена вернула себе девичью фамилию Черняева и что ему надлежит прибыть в Шадринский ЗАГС для получения свидетельства о разводе.
– Как-нибудь заеду… – решил он и больше о Серафиме постарался не вспоминать.
Глава четвёртая
Через пару недель после того, как в арке появилась злополучная надпись, Инга вдруг заявила:
– Борисов, ты стал так громко храпеть, что я с тобой не высыпаюсь… – И, не слушая вялых оправданий и возражений, постелила ему на диване в гостиной.
Он улёгся на диван, надеясь, что эта «санкция» временная. Но история повторилась и на следующий день, и на третий…
Борисов заныл:
– Я, вообще-то, твой муж. С какой стати я должен спать в гостиной? Хочу спать с тобой!
– Пожалуйста, не спорь! Поспи пока отдельно, какое-то время… – настойчиво попросила Инга.
Но уже через неделю Борисов пришёл к неутешительному выводу, что нет ничего более постоянного, чем временное, и пошёл в наступление.
Он купил букет хризантем, вручил его Инге и поцеловал её в губы со всей силой сдерживаемой страсти.
Инга на поцелуй ответила, но как-то, мягко говоря, по-родственному. Словом, повела себя совсем не так, как бывало, когда они с порога начинали целоваться… А после, смеясь, искали по квартире предметы гардероба и целовались снова…
Ещё в начале их совместной жизни Борисов вывел для себя железную формулу: женщину надо ласкать, смешить и пугать… Причём делать это так, чтобы возлюбленная и предположить не могла: пугаешь ты её, смешишь или всё-таки ласкаешь….
Но Инга умела разобраться что к чему. И, в свою очередь, любя его (тогда он был в этом абсолютно уверен), «включала» то сумасбродную девчонку, то опытную женщину-обольстительницу, а то заботливую мать, не упускающую случая проинструктировать своё «неразумное дитятко»: