Быстро, как это бывает в горах, стемнело. Ритмично затрещал движок дизеля – под потолком палатки неровно загорелось несколько тусклых лампочек.

Вскоре соседи Борисова захрапели. А ему не спалось, вспоминались события сегодняшнего дня, ряд деревянных ящиков на бетонке… Нелепо и страшно, когда один и тот же борт доставляет на войну живых и возвращает мёртвых.

«Конвейер…» – Борисову вспомнился Курганский мясокомбинат, на котором третьекурсниками они работали посменно, оказывая помощь народному хозяйству. Ещё тёплые, дымящиеся, только что освежёванные туши, сошедшие с конвейера, курсанты подвешивали на рельсы, идущие под потолком. По извилистым, запутанным коридорам, подталкивая туши длинными палками с крюками на конце, перемещали их в разные камеры и отсеки холодильника. Огромная бычья туша так и норовила сорваться с рельса и придавить Борисова своей тяжестью. На крутых, скользких поворотах она припечатывала его к заиндевелой стене, покрытой ледяными наростами. Ноздри терзал запах свежего мяса и крови…

Где-то в горах тявкали шакалы, монотонно гудел движок, и Борисов наконец уснул. Его и других офицеров, вылетающих в Баграм, дежурный поднял ещё до рассвета.

Когда на востоке в быстро редеющем сумраке сначала неясно, а потом всё более отчётливо, как на проявляемом фотоснимке, проступили и тут же занялись пожаром в лучах встающего солнца окрестные горы, «вертушка» поднялась в воздух.

На бетонке, которая на целый год должна была стать для него родной, вертолёт встречала группа военных. Майор с седыми висками и выжженным солнцем русым чубом, выбивающимся из-под фуражки, безошибочным взглядом выцепил в кучке прилетевших Борисова:

– Заместитель командира обато по политчасти майор Петров, – взял он под козырёк. – А вы, как я понял, капитан Борисов – мой сменщик?

– Так точно, товарищ майор, прибыл вам на замену. А как вы меня узнали?

– Не поверите, увидел вас, и как магнитом потянуло… – Майор улыбнулся, и его суровое лицо сразу стало добрее. – Просто фантастика какая-то!

Борисов улыбнулся в ответ:

– Заждались, наверное, вот чутьё и обострилось.

– Есть немного. Последние недели жена и сын чуть не каждую ночь снятся… – с лёгким смущением признался Петров.

– Да я вроде бы и не опоздал…

– Прилетели день в день. Кадровики своё дело знают. Давайте сразу на «ты», если не возражаете?

– Не возражаю. – Борисов пожал майору руку. – Я Виктор.

– Виталий, – ответил на рукопожатие Петров и тут же, уже по-свойски, спросил: – Витя, а ты водку привёз? Хотя комсомолец в дукане «затарился» к твоему приезду, но не хочется за знакомство «кишмишовку» глотать… Она мне за год уже поперёк горла встала.

Борисова ещё в Ташкенте проинструктировали, что с главным «русским напитком» за «речкой» напряжённо. В его чемодане среди сменного белья, бритвенных принадлежностей, заветной тетради со стихами и парадной формы, которую приказали взять в «командировку на войну», лежала пара бутылок «Столичной».

Он кивнул, мол, а как же – традицию знаю.

– Тогда вперёд, карета подана. Сейчас закинем раненого в «вертушку» и поедем к комбату – представишься, как положено. Затем – ко мне в модуль, вернее, уже – к тебе… Дастархан накрыт! Секретарь партбюро – за тамаду… – Петров ловко подхватил чемодан Борисова и пошёл упругой походкой к стоящей чуть поодаль «таблетке» – санитарному уазику.

Двое санитаров в грязно-белых халатах выгрузили из «таблетки» носилки и направились с ними к вертолёту.

Раненый до подбородка был накрыт простынёй, вся нижняя часть которой пропиталась кровью. Его лицо, осунувшееся и бледное, несмотря на въевшийся в кожу загар, показалось Борисову знакомым.