Моавитский царь тепло принял гостей из Иудеи, пообещал полную безопасность не только его семье, но и Давиду, а сам тут же направил скорохода к Саулу с вопросом, сколько тот готов заплатить за голову Давида? Но, к счастью для Давида, в ставке Саула в это время по поручению пророка Самуила находился один из его учеников – пророк Гад. Услышав, какую весть принес скороход, Гад поспешил в Моав, чтобы известить Давида о нависшей над ним новой опасности:
«И сказал пророк Гад Давиду: не оставайся в этом неприступном месте, а иди, и придешь в землю Иеудину. И пошел Давид, и вошел в лес Хэрет…» (См. 1, 22:3).
Абарбанель, основываясь на древних источниках, утверждает, что сразу после того, как Давид ушел из Моава, царь этой страны казнил всех его родных, включая мать и отца. Лишь одному из братьев Давида удалось бежать от палача в соседний Амон, царь которого Наас (Нахаш) укрыл его у себя, за что Давид был ему глубоко признателен.
Хэретский лес и пещеры Одолама – вот те области Иудеи, где скрывался в те дни Давид и где к нему постепенно стали стекаться, говоря словами Библии, «все угнетенные, и все теснимые заимодавцем, и все недовольные».
Разумеется, это перечисление не случайно. В те времена в горах и лесах обетованной земли бродило немало бежавших от суда убийц, воров, грабителей, сбивавшихся в разбойничьи шайки. Поэтому автору «Книги Самуила» было крайне важно подчеркнуть, что Давид не принимал в ряды своего стихийно формировавшегося отряда матерых уголовников, зато у его костра находилось место тем, кто вынужден был удариться в бега из-за того, что не мог выплатить долги, не заплатил вовремя налоги царю и т. д. Здесь же, рядом со своим командиром, вскоре оказались дезертировавшие из армии Саула «тридцать витязей», а затем и пемянники Давида, сыновья его сестры Серуйи Авесса, Иоав и Асаэль. Таким образом, вскоре вокруг опального зятя царя собралось 400 человек – какая-никакая, а армия.
Если проводить какие-либо параллели, то невольно напрашивается ассоциация с Робин-Гудом, легенда о котором возникнет спустя более 20 веков после смерти Давида. Давид не просто отказался стать атаманом еще одной банды разбойников, а, напротив, стал защищать от разбойников и набегов филистимлян жителей окрестных городов и деревень, а также обретающихся на местных пастбищах пастухов, получая в обмен за эту защиту различную провизию.
Современный читатель, конечно, может поиронизировать по этому поводу; высказать мнение, что Давид попросту «крышевал» местных земледельцев и скотоводов, взимая с них дань за свое «покровительство». Как покажут дальнейшие события, такое сравнение тоже отчасти уместно, но лишь отчасти – нет никакого сомнения, что жители тогдашней Иудеи и в самом деле нуждались в защите, и без отряда Давида им пришлось бы гораздо хуже.
Все это невольно способствовало росту популярности Давида в народе и возникновению все новых народных легенд о нем – теперь уже в качестве несправедливо преследуемого царем «благородного разбойника».
Это усиление Давида, безусловно, не могло не тревожить Саула, призвавшего на большой совет в Гиве не только всех своих придворных, но и старейшин своего колена – колена Вениамина. Но Иоанафана на этом совете не было – после бегства Давида Саул считал сына врагом и не разговаривал с ним.
В своей речи на совете Саул не скрывал своей обиды на собравшихся – никто из них, по его мнению, не оказал ему должной поддержки, никто не сообщил ему вовремя о сговоре его сына Ионафана с Давидом. Более того – он чувствует, что многие тайно сочувствуют Давиду, хотя это он, Саул, а никак не Давид раздавал им земли и почетные должности. Более того – если они думают, что, став царем, Давид продолжит одарять их этим благами, они ошибаются: он будет заботиться о своих братьях-иудеях, а никак не о биньямитянах. Текст Библии прекрасно передает всю горечь этой речи Саула и всю тяжесть бросаемых им своим сородичам обвинений: