– Стерва, – слышу я бормотание. – Паршивка.

Я выворчиваюсь из-под руки, но Демон не дает мне отскочить.

– Ты больной? Убери руки! – но он спеленывает меня своими лапищами, вжимает спиной в себя, тяжело дыша в волосы.

– Отпусти! – пытаюсь расцепить стальную хватку. А саму пробирает от узнавания, от тоски по этим рукам.

– Зачем? – хрипит он мне на ухо, отправляя армию мурашек по всему телу. – Пойдешь к нему? Для него губы намазала?

Я вытираю следы размазанной помады и его поцелуев.

– Тебя не касается. Проваливай.

– Я сам разберусь, что меня касается, а что нет, – и голос такой, что у меня в груди все обмирает. Его откровенная жажда, его голод, не могут во мне не отзываться.

Слишком сильны воспоминания.

Когда-то этого неприкрытого зова было достаточно, чтобы я вспыхнула.

Только он уже не тот. Точнее, я уже не та, и меня больше не обвести вокруг пальца. Никаких заблуждений, что Демон испытывает что-то кроме возбуждения, крепко замешанного на вседозволенности. Эта история Кая и Герды, только Герда проиграла, и ее слезы оказались бессильны.

– А хрен тебе, – злюсь я, давя в себе ростки непрошенных чувств. – Я больше не ручная девочка. Работай рукой, или вали к Ларисе. Или кто там у тебя на сегодня запланирован. Кобелина – это же для тебя почетный титул!

Стараюсь на обращать внимание на поцелуй за ухом. Какого хрена, мне нравится то, что он делает? Меня колотит.

– И свое решение я тебе озвучил, – рубит это животное.

– Решение? – я задыхаюсь от злости. – Да кто ты такой? Решил он. Пуп земли! Хрен тебе на воротник! Потрахаться тебе не завернуть?

Демон резко разворачивает меня к себе лицом, и я встречаю горящий взгляд. Зрительный контакт высекает искры между нами. И не важно, что там: ненависть или страсть, потому что теперь отвернуться, закрыть глаза – невозможно.

– Не зли меня, Инга… – в его глазах горит предупреждающий сигнал. Серьезно?

– А то что? – смотрю в лицо этого прожженого циника. – Что? Что ты мне еще сделаешь? Ну? Давай! Тебе меня не удивить! Я вижу, у тебя фантазия уже заканчивается! После всего того, что ты мне устроил, все остальное – детский лепет!

– Я устроил? – желваки на скулах играют. Надо же, какая отличная актерская игра! – Я дал понять, что все знаю, что не хуй из меня делать лопушка!

Не верю своим ушам! Какого хрена он мне заливает? А ведь если б не Маська, я могла бы купиться. Мне все еще больно, но это как раз от того, что глупое сердце не смирилось до сих пор.

– Давай не будем, – шиплю я ему в лицо, – раньше ты хотя бы не притворялся, что ты лучше, чем есть. И то, что ты сделал, в общем-то вполне ожидаемо для тех, кто тебя знает. И даже для меня! Просто я носила долбаные розовые очки. Не надо прикидываться пострадавшим!

– Беру с тебя пример! – выплевывает он с ненавистью, а его руки продолжают давит на поясницу.

– Ты – моральный урод, питающийся чужой болью! – выкрикиваю я. – Я думала, что моего письма хватит, чтобы ты ей захлебнулся, нажрался! Но даже это тебя не берет. Я тебя презираю…

– Письма? – переспрашивает Демон, хмуря брови, чем еще больше меня заводит.

– Ах ну да! Мы же просто творим, что хотим и плевать, что у кого-то есть, что на это сказать. Да, Димочка? Убирайся! Ненавижу! – меня знобит от адреналиновой атаки, мне грозит кортизоловый шок.

– Нет, – его твердый ответ меня убивает.

– Мне плевать, что ты там для себя решил. Ты, Рэм, Зверев… вы все неполноценные, а ты – самый ущербный! Полгода без тебя были раем, пропади ты пропадом!

– Теперь только с тобой, малыш, – цедит он. – Надо будет, я тебя запру или…

Я не даю ему договорить, ничего хорошего не скажет, а я и так уже захлебываюсь. На сверхусилии вырываюсь.