Мать так рявкнула на сына, что тот еще больше задрожал под толстовкой.

— Ну из-за чего отец на меня взъелся? Я же не виноват. Или вы оба думаете иначе?

Артур навалился на стул, поняв, что ноги не особо держат его вес. Теперь он смотрел на мать исподлобья. Та вздернула подбородок — глядит, как на побитую собаку — с жалостью. Или даже с презрением. Не верит. С Вероникой тоже не поверила, что по обоюдному согласию все было. Отец тогда чуть не прибил. Елы-палы, девке шестнадцать было, уже и по закону можно. Ну и плевать, что крестная дочь Халатовича. Не родная же! И сейчас ничего не сказал про университетский скандал родителям, потому что боялся, не поверят. Скажут, что Нина правду про него написала. Нахрена с русской связался! Нужно было с американской оба языка прокачивать.

— Роберт на себя злится… — выдала мать с усмешкой. — Что не сумел идеального сына вырастить, а хотел… Чужими руками.

— Ну простите меня, что я такой неидеальный оказался, — Артур снова против воли заработал зубами. — Надо было еще рожать.

— Ты же знаешь, что я сделала аборт. Неудачный, — выплюнула мать.

— Откуда ж мне знать… — опешил сын. — Мы вообще с тобой на эту тему никогда не говорили.

— Да… Точно… — мать отвернулась и махнула рукой в сторону окна, где за белым тюлем светился огнями соседний дом. — Тебе не рассказывала… А зря… Может, иначе бы к девушкам относился.

— Мама, — Артур дождался, пока мать повернет к нему голову. — Я ничего не сделал. Плохого. Ей, — говорил он с паузами. — Да, запрещено в общаге. Но все это делали. А досталось одному мне…

Мать усмехнулась: горько и страшно.

— А не противно на людях трахаться, нет? В порядке вещей?

— Ну а как иначе? Где еще? Мы же там на острове прямо… Ты просто… Слишком правильная.

— Я брезгливая… — скорчила она неприятную рожу.

— Тебе со мной противно? — Артур внутренне сжался, готовясь получить положительный ответ. — Я уйду. У меня есть, на что жить. Я работаю.

— Я тебя уже отпустила однажды, — в голос матери вернулся холод. — Теперь будешь у моей ноги, понял?

Артур стиснул зубы, но не заскрежетал.

— У тебя домашний арест. А через два года посмотрю — оплачивать тебе продолжение учебы или будешь барменом до конца дней работать. Пошел спать!

Мать давно на него так не кричала — отец и тот, кажется, не на таких децибелах ушел из дома. Если Халатович и правда свалил к другой, на что мать жить собралась? На отце же ничего нет, все на бабушку Свету записано. А свекрови такие ж — куда сын, туда и они.

3. 3. Зачем все это

Дина проводила сына взглядом, но не шагнула следом. Оставались дела, которые не могли подождать до утра — пустой холодильник, например. Она не заказала продукты из самолета — их некому было принять. Она вообще не ожидала, звоня из аэропорта, что Роберт окажется дома. Дина не знала, зачем именно звонила — вот бабушки, понятное дело, ждали сообщения, что они с внуком долетели в полном здравии. Мужу она хотела просто сообщить, чтобы приехал домой пораньше, пока они не завалились спать.

— Я дома. Жду вас.

Но за свои слова он не ответил — даже не вышел в прихожую. Дина без задней мысли заглянула к нему с вопросом:

— Занят?

К решению рабочих вопросом по ночам она привыкла. Подрядчики почему-то звонили ему напрямую, минуя ответственных за их объект сотрудников. Наверное, устали от извинений, что нужно уточнить у господина Асоева. Дина тоже хотела уточнить, будет совместный чай или нет. Не вышло.

Пила коньяк она в одиночестве. А предложить сыну составить ей компанию язык не повернулся. Сорвалась в самолете и теперь нужно постараться обойти острые камни без извинений. Она ждала их от Артура, но тот упрямо считал себя жертвой. Дина бесспорно разделяла злость Роберта — засунуть сына в один из престижных вузов стоило уйму денег и времени, чтобы в итоге он все про… гулял, если обойтись без мата. Однако последнее время у Дины не получалось обсуждать жизнь цензурно ни с кем, кроме бабушек. Одна далеко, в Тбилиси, другая близко, но психует по любому поводу. К тому же, всегда считала брак дочери ошибкой, поэтому подтверждать ее извечные опасения неоспоримыми фактами Дине не хотелось.