— Судя по туфлям и сережкам, ты процветаешь.

— Может, мне подарил их мой парень, — приподнимаю правую бровь, покачивая туфлей, сползшей с ноги.

Айвазов следит за моими ногами.

— Твой парень ничего тебе не дарил, потому что он не твой.

— С чего ты это взял?

— Я год спал с тобой в одной кровати, Татьяна. Ты неизлечимая собственница. Сказал, а ты даже не поморщилась.

Он меня достал.

— Знаешь, чем отличаются люди от собачек и кошечек?

— Просвети меня.

— У них должен быть мозг и мораль, они не должны спариваться при всех.

— То есть ты пришла в закрытый клуб наставить всех на путь истинный? Я вспомнил, за что любил тебя, — холодный смех, — ты забавная.

— У тебя хорошая память, Айвазов, я вот не помню, какой ты.

— Врёшь. — Ещё один хищный взгляд.

— И да, больше я женат не был. Так что, как ни крути — это памятное событие в моей жизни.

Он пьёт.

— Итак, ты всех здесь осуждаешь?

— Абсолютно.

— Зачем же сюда пришла?

— А зачем ты трахал её при всех? Неужели нельзя было в сторонку отвести, в уголок, в номер?

— А если я скажу, что просто водить их по номерам уже скучно и не заводит, ты мне поверишь?

Он снова осматривает меня, пьёт. Сволочь.

— Ты мне противен после того, что я увидела, — не сдерживаюсь, полная идиотка.

— Не то, чтобы мне есть какое-то дело до этого, но ты определённо ханжа, мозгоклюйка.

— Блядун! — Расплачиваюсь за напиток, прихватив свою маску и награждая его уничтожающим взглядом.

Он молчит, но в миг, когда я покидаю комнату, слышу его голос за спиной:

— Встретить бывшую жену среди беспорядочно трахающихся людей — это как повторно ветрянкой заболеть, — смеясь, делится с барменом, — ужасно несправедливое событие!

Ненавижу его, ненавижу его, ненавижу!

4. Глава 4

— Эти кренделя просто чудо, Василиса, на них и остановимся. — Кладу на тарелку образец номер три и выхожу в коридор.

Шум печки и грохот колëсиков тележки с поддонами заглушает звук моих шагов. Пекарня наша совсем маленькая, всего три человека и мы с Иркой. Каждый работник обучен делать всё, что нужно — печь хлеб, печенье, торты, варить кофе и супы, готовить салаты, плюс отвечает за свою часть производства — и уж тут требуется глубокое знание предмета.

— Ты посмотри, какой доход за месяц, дорогая! — Подходит ко мне Ирка, перелистывая бумаги. — Ты лучший менеджер из всех, мной когда-либо встреченных.

— Не подлизывайся, Ир, я больше никогда не пойду в этот клуб.

— Это место такое пикантное, очень заводит, — прикусывает подруга нижнюю губу, запихивает бумаги под мышку и складывает руки в умоляющем жесте.

— Послушай, Ир. Никита тянет тебя куда-то не туда. Это нездоровые отношения, понимаешь? Завтра он попросит поучаствовать в ваших играх ещё кого-то. Там все уже без трусов, — пожимаю плечами. — Интим должен быть интимным.

— Ты отстала от жизни, милая, не обижайся, — дуется подруга.

Конечно, я отстала. Захожу в свой маленький кабинет, сажусь за стол, откидываю голову и, зажмурившись, громко выдыхаю. Перед глазами всё ещё стоит твердая задница бывшего мужа. Раньше она не была такой спортивной, почему-то именно его выразительные ягодицы в движении никак не хотят уходить из моего сознания.

В голове сумбур. С одной стороны, восхищение тем, в кого он вырос, с другой — неприязнь к тому, кем он стал. Не могу о нём не думать. Это дезориентирует.

Просто потому что он — это он. И я рядом с ним немного дурею и перестаю себя контролировать. Это давно забытое чувство. Прошёл не один год после нашего развода, прежде чем я пришла к выводу, что всё это во благо. Нельзя жить с человеком, от которого колотит. Колотит от того, как хочешь его, как он смотрит и целует.