Демид опирается на каталку и всматривается в моё лицо.

— Я никогда не стеснялся тебя, Ева. Тем более все тут и так знают, что мы бывшие любовники и что я Катин отец. Твои друзья постарались от души.

— Я их об этом не просила!

— Зато, видимо, много обо мне рассказывала!

Мне нечем крыть. Последний месяц я друзьям уши прожужжала про наш короткий, но такой жаркий роман. Металлический грохот дверей напоминает, что мы приехали.

Демид катит каталку по коридору и раскланивается со встречными врачами и медсёстрами:

— Приветствую, Дмитрий Саныч! Это моя Ева… Настя, привет и пока! Моя Ева вернулась.

— Прекрати! — шиплю с каталки, раздавая встречным улыбки.

— Ты же хотела этого… Константин, здорово! Познакомься, это моя Ева.

Невысокий крепыш в белом халате улыбается мне:

— Очень приятно, Ева! Если что, обращайтесь.

Читаю на бейдже — «гинеколог».

— Непременно! — Сгораю от желания соскочить с каталки и побыстрее оказаться на воздухе.

Наконец показываются заветные стеклянные двери. Демид подходит к стойке регистрации, расписывается в журнале. Шутит с медсёстрами. В сердце змеёй вползает ревность. Я слишком долго лелеяла мысль, что была и осталась для Демида единственной и неповторимой. Меня не переубедила даже его женитьба на бледной моли. Земля ей пухом. Демид возвращается к носилкам и поправляет мне волосы:

— Я могу, конечно, донести тебя на руках, но у тебя спина вся шитая-перешитая. Тебе будет больно.

— Поехали уже! — натягивая простыню повыше.

Демид выдыхает с явным облегчением. Подзывает уже знакомых санитаров.

Во дворе Демид паркует носилки возле отливающего лаком внедорожника. Катя выпрыгивает из машины:

— Мам, а я сегодня рулила! Папа мне потом эту машину совсем отдаст.

Демид открывает дверь багажника:

— Пацаны, сюда грузим!

— Что? — приподнимаюсь на локтях. — Я ещё живая, если что!

— Ева, угомонись! — осекает меня Демид.

Возмущённо фыркаю, но позволяю погрузить себя вместе с носилками на разложенные сидения.

14. Глава 14

Демид

Отправляю сообщение Василию Трофимычу, помощнику Нины по хозяйству. Нам с ним вдвоём предстоит транспортировать взвинченную до предела Еву в дом. Предупреждаю, что с гостьей надо обращаться как с императрицей всея Руси. Волнуюсь. Катя сидит в детском кресле справа от меня. В её глазах читаю любовь и восхищение. С Евой так просто и легко не срастётся.

— Ощущаю себя Наполеоном, которого везут на остров Святой Елены, — ворчит она.

— Если хочешь, заедем в цветочный, выложу твоё ложе цветами.

Ева смеётся, и я балдею от её мелодичного смеха.

— И преврати машину в катафалк. Тогда уж закопай меня по приезду на заднем дворе. Катя говорила у тебя хоромы царские. Найдётся место для скромной могилки.

— Ты мне живая нужна, — смотрю в зеркало на лобовом стекле, но мне видна только простыня, скрывающая тело моей бывшей возлюбленной. — Готов предложить вместо могилки любую комнату в доме.

— Кроме моей, — поправляет Катя. — Мама, кстати, заценила! Сказала: «Суп-пер!»

Сворачиваю на улицу, ведущую к моей усадьбе.

— Считай, приехали.

— Ничего себе здесь домишки народ отгрохал, — охает Ева. — Да тебя раскулачивать пора.

Если бы не Катя, ответил бы Еве, но вуалирую ответ:

— Да я не очень люблю раскулачивание. Хотелось бы что-то понатуральнее.

— Демидрол!

— Багира!

Въезжаю в ворота и торможу возле крыльца. Трофимыч надел свой парадно-выходной зелёный спортивный костюм с белыми полосками, а Нина длинный голубой балахон и чалму с пером. Ну прямо волнистые попугайчики. Выхожу из машины и придирчиво оглядываю идеально подметённые дорожки и кусты роз. Тропинки мне кажутся недостаточно чистыми, а цветы блёклыми. К фонтану не придерёшься, работает исправно. Пара под зонтом — самый романтичный роман Феодосии, есть и в других городах. Но Ираида заказала фонтан по образу и подобию в точности повторяющий скульптуру из города, где жил и творил почитаемый нами Айвазовский. Ираиде казалось, что двое влюблённых под зонтом — это мы с ней, но мне упорно виделось, что это я и Ева.