И тут Кифер — снова Кифер, — назначивший меня солисткой, что бы за этим ни стояло. Что принесут эти изменения? Боль? Унижение? Или шанс? Ведь Поль — человек перекати-поле, который уйдет дальше, меняя труппы, театры и страны, ступеньку за ступенькой преодолевая свой путь к вершине мира. Так пощадит ли он меня? Перешагнет или растопчет?

***

Встретиться с психотерапевтом вне очереди всегда было проблемой. Но стоило мне назвать причину, по которой потребовался экстренный совет, как Нестеров согласился задержаться. Этого доктора мне посоветовали еще в петербургской клинике, и я не стала сопротивляться. Посещениями я его не баловала, старалась справляться собственными силами. А то, что до него нужно было добираться от моего дома порядка полутора часов и час от театра, являлось дополнительным стимулом держаться.

В тот день мы сумели встретиться только в десять вечера, после моей репетиции. И едва переступив порог знакомого полутемного кабинета, я уже испытала странное чувство умиротворения. Этот человек — единственный, с кем я говорила о случившемся. Ни друзья, ни родители, ни брат, ни даже Ренат Мерхеев — никто не слышал мою историю целиком. Только психотерапевты. Первый — из клиники, вынужденно, второй — здесь, в Москве.

— Дияра, — встретил меня доктор Нестеров, вставая из-за стола и одним жестом приглашая переместиться в кресло. Когда он подошел ближе, я в очередной раз поразилась тому, что мы одного роста. — Как твои дела?

— Не знаю. Но перспективы точно не очень, — призналась я, сама не понимая, как объяснить состояние тревоги, которое поселилось внутри после первого же взгляда на человека, которого я некогда до беспамятства любила.

— Ты сказала, что ваш новый хореограф — тот самый мужчина из Петербурга. Поль Кифер. Ты не знала заранее о том, что он приедет?

Я отрицательно качнула головой, снова мысленно переживая момент, когда только услышала его голос. Говорить о Поле мне не хотелось. Но я не могла позволить себе спрятать голову в песок, иначе рисковала уйти туда целиком.

— Почему он приехал? — поинтересовался Нестеров, дождавшись, когда я сяду в кресло напротив.

— Антикризисная политика театра. Говорят, его вызвали, чтобы вернуть нам форму. Ну, кроме того, что он собирается ставить спектакль, — пожала я плечами.

— Задам вопрос по-другому: почему он согласился на это место? — поправился мужчина.

— Мне это неизвестно. Намекаете, что он это сделал из-за меня?

— Ну, судя по тому, что ты рассказывала о нем и что я читал сам, это предложение работы было у него единственным едва ли. Твое присутствие в труппе могло сыграть роль.

Едва представив, как Кифер штудирует списки танцовщиков кордебалета в поисках фамилии «Огнева», я улыбнулась. Нет, ну смешно, право слово. Два года назад он был решительно настроен вышвырнуть меня из своей жизни. Вышвырнул. Затем вспомнил, что я такая существую, выбрал наш театр, переехал в Москву… чтобы что? Отфутболить еще дальше? И так будет продолжаться, пока он не допинает меня до самой Казани?

— Да нет, это было бы слишком. Но он искренне хочет, чтобы я ушла. Мы немного поговорили, и он прямо заявил об этом.

Нестеров задумчиво постучал пальцем по своему подбородку.

— А тебе не кажется это странным, Дияра? — поинтересовался он. — Прошло два года. Если он затаил обиду, но решил расквитаться только после того, как ему предложили место, походя, то это поступок инфанта, а не зрелого человека. В чем смысл? Он тебя не любил, а ты — да. И разрыв случился по его инициативе. Не он — обиженная сторона. Но даже если предположить, что ты права, взваливая всю вину на свои хрупкие плечи из-за неудачи на премьере, то неужто ты не расплатилась по счету? Ты провела на реабилитации два месяца, потеряла работу, переехала, еле нашла место и сидишь на копеечном окладе танцовщицы кордебалета без перспектив, пожиная плоды своего поступка. Так не отомщен ли он? Особенно если ты уверена, что единственная причина, по которой он был с тобой — попытки контролировать состояние «главной партии». В которых, к слову, он провалился с треском.