И приходится тормозить, едва не упёршись в руль.

Долбанные подростки! Беспризорные? Не похожи. Те не ведут себя так по-хамски, переходя по нерегулируемому пешеходнику и выкрикивая что-то нецензурное в капот машине за семь миллионов. Со злым мной за рулём.

Перескок мыслей на Сашку всё только обостряет.

Хренов солдафон! Если уж собрался заменить чужому ребёнку отца, так делай это качественно. Чтобы не слышать тревогу в голосе Киры и вытаскивать Сашку практически из обезьянника.

Кстати…

— Напомни позвонить Ольшевскому завтра в 11:00 насчёт Сашки. — Электронный голос откликается согласием и в календаре появляется ещё одна запись.

Вот бы с Романовской так:

— Не смей приближаться к полудурку Шумерскому.

— Сделано. Владан Шумерский удалён из всех контактов и отправлен в чёрный список.

— Завтра нужно пройти полное обследование.

— Записала. Второго декабря медицинский осмотр, с пометкой «важно».

— Увольняйся.

— Заявление об увольнении написано и отправлено руководству. Отменить двухнедельную отработку?

Весело хмыкнув, я поворачиваю в Надин двор, вот только…

Ты. Мне. Никто.

И от веселья не остаётся даже следа, а задний бампер ловит несколько царапин от резкой парковки. Плевать, всё равно скоро в сервис. Причём в этот раз мне, потому что Павел, не будь дураком, мгновенно собрал всю семью и свалил куда-то в тепло, пользуясь моим не адекватом.

Вот на хрена я отправил его в отпуск?

Напомнить или сам догадаешься?

Конечно. Романовская. Прошло всего два дня, а ни одна мысль уже не обходится без её образа.

Открыв домофон своим ключом, я иду к лифту. Первый этаж, второй, пятый. Слишком медленно, надо было по лестнице. И отменить спортзал, который такими темпами мне не понадобится.

— Кирилл? — Надя стоит в дверях квартиры, ёжась в тонком топе и шортах. — Я видела, как ты парковался. Что…

Безотказный способ.

Хлопок двери не волнует уже никого из нас. Яростный, откровенно грубый поцелуй сметает все её вопросы. Злость находит выход в рваном дыхании и сорванной тряпке, которая только мешает. Руки намертво прижимают Надю к моему телу. Приподнимают за бёдра, упругие, но не деревянные, как раз такие, какие надо.

Слышно как падают какие-то безделушки с консоли в прихожей, и Надя придаёт им ускорение. И сразу прижимается ближе, ажурным кружевным бельём к моей груди. Не задавая вопросов, не прячась за идиотскими, но правильными словами.

У неё было время подготовиться, и она использовала его по максимуму.

— Кирилл… — Протяжный стон раздаётся, когда полуукусы спускаются ниже. И Надина рука зарывается в мои волосы, притягивая голову к своей груди.

Вот только не думать не получается.

— А если не полегчает?

— Тогда придётся завести постоянного любовника.

Чёрт!

Шумный выдох, и я отхожу на шаг.

— У тебя есть что-нибудь выпить? — Такого эти стены от меня ещё не слышали.

— Только если кофе. — Надя не сразу осознаёт суть вопроса. — Будешь?

— Давай.

Она кивает, слезает с консоли и заторможенно уходит в кухню, по пути подобрав с пола топ. Растрёпанная, с припухшими губами и отчаянно делающая вид, что всё нормально. Вот только ни черта не нормально.

Белоснежная ванная с намёком на шик встречает меня собственным отражением в зеркале.

Самсонов, какого хрена ты творишь?

Знать бы, ответил бы хоть самому себе.

Опершись руками о края раковины, я опускаю голову.

И стоило так срываться? Для чего? Ради кого? Чтобы потушить злость отвращением к самому себе? Злость, кстати, тоже на себя. Подняв взгляд, я вижу это отчётливо. Также ясно, как то, что Романовской нужен ещё один солдафон.

Интересно, их там по какому-то особому лекалу штампуют? Если да, то есть смысл взять контакты у спецназовца, потому что…