– Так себе. Ну, если вы не фанат картона.

– И всё-таки ты меня узнала, я прав? – тихо фыркнув, меняю тему. Не вижу смысла ходить кругами и слишком сильно ценю своё время. Есть вещи и поважнее, чтоб тратить его на пустой разговор ни о чём.

– Ну, предположим, – нехотя уступает Ланская, делая осторожный глоток.

В её тоне по-прежнему ни пиетета, ни интереса. Только арктический холод и безбрежный покой, от которого я откровенно морщусь. Никогда не сох по типу «снежная королева», но тут что-то пошло не так.

Или всё дело в том, что было до?

– Не хочешь выпить чашечку кофе? – кидаю я откровенный намёк, но в ответ слышу лишь тихий смех. Мягкий, ласковый и даже нежный. Такой, что настроение тут же падает вниз и я сжимаю кулак, про себя чертыхаясь.

Всё ещё задевает. Всё ещё цепляет меня изнутри. Чёртова ведьма, что тогда, что сейчас заводит с нуля без труда и особых проблем.

– Удивительно, – Василина тянет уголки губ, обозначая улыбку. – Сколько лет прошло, а они всё ещё неизменны.

– Кто?

– Артём Холодов и его подкаты. Вот только есть одна небольшая проблема, залпом допив порядком остывший напиток, Линка сминает пустой стаканчик и с силой кидает его в мусорку. Бросив на меня равнодушный взгляд, она едва слышно цокает языком. – Мне уже давно не восемнадцать. И я на ТАКОЕ больше не поведусь. Так что оставь это для кого-нибудь помоложе. Желательно без мозгов. Такой типаж тебе как-то больше подходит.

Наверное, было глупо думать, что Лина примет меня с распростёртыми объятиями после того, что у нас было. Но я все равно пру напролом.

– Я изменился, Лин. Хочешь – проверь. Давай сходим на свидание.

– Свидание? Да я бы не пошла с тобой никуда, даже если бы ты остался последним мужчиной на земле. Люди не меняются, Холодов. Тем более, такие, как ты.

Фыркает Василина и, круто развернувшись, удаляется. Я же кручу в мозгу одну сумасшедшую идею, которая кажется мне все более привлекательной по мере того, как я приближаюсь к кабинету Ленского.

– Простите, Артём Сергеевич. Так на чём нас прервали? – уточняет Станислав Евгеньевич, старательно натирая очки.

– На том, что у меня замечательная дочь. И её развитие полностью соответствует возрасту, – любезно подсказываю я и щурюсь, замечая, как Ленский начинает нервно ёрзать в кресле.

– Если вы подпишите договор, мы постараемся…

– Я подпишу договор только, если моим ребенком займётся Василина Алексеевна, – чеканю я твёрдо, и от меня не укрывается неудовольствие, проскальзывающее по лицу эскулапа.

– В нашем центре достаточно гораздо более опытных специалистов. В конце концов, я могу сам…

– Нет. Я остановлю выбор на вашей клинике, если за моей дочерью будет закреплена Василина Алексеевна.

Обрываю я Ленского на полуслове и не сомневаюсь, что он прогнётся. Расценки у них в центре будь здоров, так что вряд ли он захочет терять денежного клиента.

– Что ж, Артём Сергеевич. Я, конечно, уважаю ваш выбор. Василина Алексеевна, несмотря на богатый стаж, не сталкивалась с подобными случаями. Это вообще не её профиль, если быть честным. Так что мы не можем гарантировать…

– Это я уже понял. Гарантии мне не даст ни она, ни вы, ни сам Господь Бог. Готовьте бумаги, я привезу Еву в понедельник.

Распоряжаюсь я жёстко и сам до конца не понимаю, почему настаиваю на кандидатуре Ланской. Может, ищу повод, чтобы чаще с ней контактировать. А, может, доверяю ей чуть больше, чем всем этим прилизанным докторишкам.

По крайней мере, она не будет вести себя отстранённо. Будет психованной, импульсивной, вспыльчивой. В общем, какой угодно. Только не равнодушной.

Уладив формальности и поставив свою закорючку на многостраничном контракте с кучей приложений, я спускаюсь вниз и выхожу на улицу, делая глубокий вдох. Раскалённый воздух врывается в лёгкие, обжигает и сушит и без того обветренные губы.