Ну, надо же как торкнуло… Даже в абсолютно незнакомом ребенке мне бывшая мерещится.

– А не рановато такой маленькой девочке разгуливать одной? Да еще по берегу озера? Мало ли что может случиться?

– Я не маленькая, – говорит презрительно, – Мне уже целых пять лет. А весной исполнится шесть! И в этом озере утонуть нельзя, вода слишком соленая.

Невольно растягиваю губы в улыбке. Надо же, какая важная персона. Целых пять лет!

Вид ребенка детсадовского возраста, гуляющего без сопровождения, вызывает протест. Нужно срочно вернуть ее родителям.

– Я, конечно, понимаю, что ты взрослая, но твоя мама, скорее всего, тебя потеряла. Волнуется, наверное.

– Нет. Не волнуется, – качает головой девчушка, стирая с пушистых ресниц остатки слез, – Маме некогда волноваться. Она работает.

А бабушка знает куда я пошла. Если что, у меня есть телефон. И вообще, я не одна, я с Пушком. Он следит, чтобы меня никто не обидел.

Сокрушенно качаю головой:

– А кто такой Пушок? Котенок?

– Нет. Пушок – это алабай, – мило улыбается малышка и смотрит куда-то мне за спину.

Медленно поворачиваю голову и нос к носу сталкиваюсь с огромной, лохматой мордой. Псина скалит зубы и тихо рычит.

Поднимаю руки ладонями вперед и отступаю. Вот это я встрял. Такой монстр проглотит меня и не подавится.

– Пушок, фу! Нельзя! – хмурит брови малышка и, как ни странно, собака ее слушается.

– Даааа. С такой охраной можно ходить куда угодно.

– Куда угодно мне мама не разрешает, – тяжело вздыхает девочка, – Меня всегда должно быть из окна видно. Мы вон там живем.

Малышка кивает на маленький уютный домик из красного кирпича метрах в ста от берега.

– Можно лишь до озера и до магазина. И только с Пушком. С бабушкой можно куда угодно, но она редко гуляет. Старенькая уже, ноги болят.

– А с папой? – задаю простой вопрос, – Куда ты ходишь с папой?

У девочки мгновенно портится настроение. Темные бровки сходятся в одну линию, пухлые губки начинают дрожать. Понимаю, что сморозил что-то не то, но уже поздно.

– Нет у меня папы… – хмуро отвечает девочка и шмыгает носом, – Он ушел от нас, когда я была у мамы в животике. Поэтому в садике меня дразнят брошенкой и ненуженкой, а маму – разведенкой с прицепом.

Почему-то печет в груди. Жуть как обидно за маленькую.

Никогда не понимал козлов, бросающих своих детей. Ну, развелся ты с женой, ребенок-то при чем? Тем более, такая хорошенькая девочка… Сам бы я так не поступил ни за что на свете!

– Скоро в садике праздник. День отца, – продолжает малышка, – Все придут со своими папами и дедушками. Девочки уже репетируют с ними танец для утренника. А у меня нет ни папы, ни дедушки, поэтому я буду сидеть в сторонке… – ясные глаза девчушки снова заполняются слезами и тут мое сердце не выдерживает.

Когда-то я мечтал о ребенке. О такой же замечательной, смышленой девочке с пушистыми ресницами и светлыми волосами. Похожей на Владу, черт бы ее подрал…

И, если бы она родила, от своей дочки не отказался бы ни за что. Даже несмотря на то, что ее мать натворила…

Но, не сложилось. И слава Богу, наверное.

Мокрые дорожки на пухлых щечках девчушки – словно нож в сердце. В груди клокочет негодование.

Хочется вытащить ремень из брюк и надавать по заднице жестоким детям, из-за которых эти ясные глазки льют слезы. А папашу ее ненормального привязать к стулу и долго пинать ногами. Пока не осознает…

В голове что-то щелкает, и я, неожиданно для себя, предлагаю:

– А хочешь, я притворюсь твоим папой? Схожу с тобой на праздник и станцую танец?

Глаза цвета виски недоверчиво смотрят на меня. Маленький кулачок трет шмыгающий носик.

– А ты правда сможешь? – настороженно спрашивает она.