Нормально.

И че делать-то дальше?!

С кровати поднимает не только это, но еще и голод. Я с утра не ел, стакан кофе в дороге не в счет. Смотрю на время — четыре вечера. Жрать охота, сил нет.

Вытаскиваю себя из номера и нахожу администратора. Та с упоением смотрит какой-то турецкий сериал, в котором все рыдают. Закатываю глаза.

— Тебе чего, касатик? — подмигивает мне.

— Любовь Владимировна, — читаю на ее бейджике, — мне б поесть. Есть у вас тут какое-нибудь заведение, где можно подкрепиться?

— А-а, так это тебе в столовую надо, — достает пакет семечек.

Да ну ладно! Серьезно?

— Как выйдешь из гостиницы, ступай направо, четыре квартала. Не пропустишь. Только ты бы поспешил, они через полчаса закрываются.

Машинально смотрю на часы. Шестнадцать тридцать. Некоторые заведения в нашем городе только открываются в это время. Но мы не в городе, а голод никуда не денется.

Благодарю чудесного администратора, которая потеряла ко мне всякий интерес и уже с упоением следит за турками, и отправляюсь на улицу. А тут красота. Еще нет летней духоты, но и весна ощущается все меньше и меньше. В воздухе пахнет сиренью.

Иду по ломаному тротуару вдоль улицы и торможу возле большого куста с мелкими фиолетовыми цветочками. Втягиваю носом воздух и улыбаюсь. Ноги сами несут меня ближе. Помню, в детстве мы с пацанами высматривали цветки с пятью лепестками. На счастье.

Верчу, перебираю пучки, пока не нахожу то, что ищу. Срываю маленький цветок и иду дальше по улице, на автомате кручу его в руках. Останавливаюсь. Замираю на секунду, проговаривая свое желание, и закидываю в рот цветок, разжевывая его. На языке растекается горечь, а я, как придурок, начинаю тихо посмеиваться.

Совсем ку-ку, Волков. Тебе тридцатник! Тридцатник, а ты все ждешь, что счастье придет к тебе, и перекладываешь ответственность за это на какой-то микроскопический цветок?!

Нет уж, на цветы нынче надежды нет никакой. Все только своими руками тянуть надо. Так и только так.

Дохожу до приметного здания, которое видало виды еще лет тридцать назад. Под крышей висит свежеокрашенная вывеска: «Столовая». Дергаю ручку и вхожу внутрь. Меня встречают пустые прилавки. Оглядываюсь по сторонам.

— Есть кто? — выкрикиваю.

С минуту не происходит ничего, но потом выныривает необъятная женщина с фиолетовыми волосами и химией на голове:

— Тебе чего, мил человек?

— Здравствуйте. Мне б покушать, — вздох.

Понимаю, что еда мне тут сегодня вряд ли обломится.

— Ох ты ж, батюшки! — причитает она, взмахивает руками, — ты не местный, да?

Киваю.

— Я убрала уже все, — разводит руками.

— Может, осталось чего? — спрашиваю с надеждой. — Я и холодное поем.

Выходит из подсобки и заламывает руки.

— Так съели все, а заранее мы не готовим. Ты прости, парень, у моего благоверного день рождения сегодня. А так я б сварганила по-быстрому чего.

— Ладно, — отмахиваюсь.

Не подохну. Продуктовый найду, булку какую куплю.

— Ты это, завтра приходи, часам к восьми утра! Я тебе поляну накрою — на два дня наешься, — подмигивает мне заговорщически.

— Спасибо, — улыбаюсь и прощаюсь.

Ну вот, теперь еще хуже. Все мысли только о том, что завтра я смогу обожраться до отвала. А сегодня что? Во рту образуется слюна, но я проталкиваю ее внутрь.

Сажусь на лавочку возле столовой и закуриваю. Выдыхаю дым в воздух. Перед глазам на вертеле крутится запеченная курочка с красивой корочкой, я, кажется, даже чувствую ее запах.

Уже собираюсь встать и направиться на поиски продуктового, когда вижу боковым зрением, как кто-то спотыкается и падает, роняя на землю пакеты. Подбегаю.

Девушка. Голова и лицо скрыты бейсболкой. Разорванные пакеты валяются на земле, из них выпали продукты. Присаживаюсь на корточки.