Душа рвалась на части, когда я смотрела на незнакомца, даже когда касалась… И линия кардиографа поразительно взметалась вверх, всякий раз, когда у нас с ним случались контакты.
– Молодец, Варя.
Вздрагиваю, слыша прямо за своей спиной голос главврача. Давно он тут стоит?
– Неплохо для первого раза. Весьма. Даже в обморок не грохнулась, – усмехается, закуривая.
– А… спасибо, – улыбку на губах выдавливаю, продолжая рассматривать крыши жилых домов, над которыми уже пробиваются первые лучи солнца.
А потом Павел Степанович протягивает мне сигарету и даёт прикурить. Хуже всего, я не отказываюсь.
Чёрт возьми, я курю! В первый раз пробую. И делаю всё на автомате. Мой организм испытал сильный стресс, наверно мне действительно это необходимо.
– Первый раз всегда страшно, а потом привыкаешь.
– Больше всего я не крови боялась, а потерять пациента…
– Понимаю, но мы врачи, а не боги, иногда случаются ситуации, когда мы бессильны. Даже, если выкладываемся на максимум. С сегодняшним случаем повезло. Ситуация была критической.
Мои пальцы трясутся, когда я подношу сигарету к губам, делая первую затяжку. Выдыхаю дым и закашливаюсь.
– Этот мужчина, он такой молодой…
И красивый.
Жить и жить ему.
– Что с ним произошло?
Степаныч затушил окурок, резко повернулся ко мне, глянув мрачно, исподлобья.
– Вяземский.
Только услышала эту фамилию, уже мурашки по всему телу.
Ему подходит. Сильная, благородная. И он, я уверена, человек непростой, высоких кругов.
– Илья Вяземский. Отныне он твой пациент. Глаз с него не спускай и выкладывайся на максимум.
– Что? – оторопела.
– Будешь ухаживать за ним и следить, чтобы господину Вяземскому было во всём хорошо и комфортно.
Господину?
Ничего себе…
– Он серьёзный человек, Варя. Очень серьёзный, – предупреждающе шепчет Степанович, будто чего-то боится. – У него большой бизнес и связи. Нельзя переходить таким людям дорогу, запомни мои слова. Сделай так, чтобы Илья Сергеевич остался доволен.
– Поняла.
Сжала пальцы в кулачки, меня окутало ещё большее волнение.
– На него было совершено покушение, но это уже не наше дело. Вообще, не следует совать нос туда, куда следует. Теперь иди, Иванова, отбой. Даю отгул до завтра, завтра в шесть утра как штык в реанимации, приступаешь к своим обязанностям.
Что был выходной, что его не было…
Он пролетел на одном выдохе, и вот я снова здесь, перед палатой Вяземского – самого значимого для всей клиники пациента.
Три дня пациент провёл в реанимации, но даже там я не отходила от него ни на шаг, как велел Павел Степанович. Меня даже освободили от других обязанностей, велев заниматься только им, что, в общем-то, было хорошо.
Вяземский еще не пришёл в себя, он отдыхал. На четвертый день его перевели в одноместную палату класса люкс для обеспеченных клиентов.
– Он крепкий орешек!
Прогуливаясь по коридору, услышала голос Степановича. Притормозила, осторожно выглянула из-за угла, увидев начальника и ещё одного незнакомого мужчину, стоявшего ко мне спиной. Они о чём-то увлечённо беседовали. Я догадалась, речь идёт о моём пациенте.
А это ещё кто?
Я видела незнакомца со спины, но в глаза бросился его бритый под ноль затылок и поджарое телосложение. Он был сильным и заряженным. Типом, вызывающим лично у меня, настороженность и желание как можно быстрей пройти мимо.
– Идет на поправку. С абсолютной уверенностью говорю, жизнь Ильи Сергеевича вне опасности!
Здоровяк хлопнул Степановича по плечу, затем незаметно протянул пухлый конверт.
– За старания.
Я юркнула обратно за угол, развернулась и поспешила дальше по своим делам.
Нужно помнить о словах Степановича – не стоит совать нос туда, куда не следует. Я должна выполнять свою работу, всё остальное меня не касается. Мне нужны деньги, чтобы оплачивать комнату в общежитии и на что-то жить. Наконец я съехала от тётки Лизы и стала обеспечивать себя сама.