– Это как в том анекдоте, – усмехается Кирилл. – Жена застала мужа с любовницей, скандалить не стала, но попросила сесть друг к другу поближе, чтобы сфотографировать их на памятник.

– Ха-ха-ха, – аплодируя, вхожу в палату. – Какой смешной анекдот. А главное – жизненный.

Пока они оба таращатся на меня во все глаза, я достаю из подмышки историю болезни и кидаю на кровать.

– Тебе просили передать.

Блондинка, потупив взгляд, выдавливает:

– Здравствуйте, Мария…

– Доброе утро! – бросаю небрежно и достаю из кармана халата мобильник. – Сядьте поближе, пожалуйста. Хочу сделать фото на памятн… – Растягиваю на губах улыбку и поправляю себя. – На память. Ну, конечно же, на память.

– Мария Андреевна, вас ждут на консилиуме, – раздается за спиной голос коллеги.

Жалю взглядом мужа с любовницей и выхожу в коридор.

У меня очень странная защитная реакция. Мне безумно больно видеть их вместе, больно осознавать, что теперь мой муж принадлежит другой, но, чтобы не показать свои истинные чувства и не пуститься в слезы или не вцепиться в волосы той, которая разрушила мою семью, я надеваю на лицо равнодушную улыбку и пытаюсь шутить.

Стою, прикалываюсь над этой парочкой, прячу за улыбкой свои настоящие эмоции и делаю вид, что мне плевать на происходящее.

А в этот момент мое сердце кровью обливается…

Одному богу известно, какими усилиями мне дается эта равнодушная улыбка и способность шутить.

После консилиума подхожу к палате Дениса Киреева и становлюсь свидетелем еще одного интересного разговора.

– Ден, ты шутишь? – слышится незнакомый голос. – Как это не будешь участвовать в гонках? Прекращай это!

– Нет, Макс, я пас. И так чуть на кладбище не отправился после днюхи на яхте. В моих мозгах почти два часа ковырялись, еле вытащили с того света. Для меня теперь любая травма головы может обернуться чем угодно.

– Ну так до гонок еще два месяца, успеешь поправиться и встать на ноги, – уговаривает настырный парень. – Сейчас главное зарегистрироваться, сам знаешь, что потом мест не будет. Наденешь шлем и все такое. Ничего с твоей головой не случится.

Ох как же мне хочется войти в палату и выставить этого непонятливого дружка за дверь, но меня останавливают слова Дениса.

– Макс, мне залёты не нужны, как ты не понимаешь? Уличные гонки на мотоциклах официально запрещены. Это в прошлые разы я не парился, но если сейчас меня примут менты, то я точно сяду.

– Ден, мы три года подряд участвовали в гонках, ты хоть одного мента видел там? А бои без правил! Вспомни, тебя хоть раз принимали там? Все проходит на закрытых территориях, сам же знаешь. Так что нечего ссать, прокатит и на этот раз.

Раздается хлопок.

– Давай, дружище, бодрее, бодрее! На тебя люди ставят, слышишь? Хочешь не хочешь, а должен участвовать и как всегда порвать там всех.

– Я подумаю.

– В-о-от, а это уже совсем другой разговор, – довольным тоном протягивает идиот, который еще и смеет называть себя другом Дениса.

Ну какой нормальный друг станет подвергать опасности человека с такой серьезной травмой головы?!

Тянусь к дверной ручке, собираюсь войти в палату и устроить этому Максу разбор полетов, но резко замираю.

«Разве можно остановить подростков запретами и нравоучениями? – спрашиваю себя. – Нет, конечно. Они тебя послушают и все равно сделают по-своему… Так, нужно что-то срочно придумать».

Стучать отцу Дениса мне не очень хочется, но и бездействовать я тоже не могу. Вот выпишется он из больницы, прыгнет на мотоцикл, ударится головой – и всё. В лучшем случае снова попадет на операционный стол, а в худшем – в морг.

– Что же делать-то, а?.. – сидя в пустой ординаторской, нервно кусаю губу.