Покинув Префектуру полиции, он дошел по набережной Орфевр до моста Сен-Мишель и пересек проезжую часть, направляясь к мрачному зданию морга. Оно примыкало к парапету старицы[18] Сены и возвышалось над горсткой лачуг и обветшалых доходных домов. Возле входа лестница вела на берег – по ней в морг заносили трупы утопленников, которых каждое утро доставляли сюда на лодках.
Валантен позвонил в приличных размеров колокольчик у входа и принялся ждать, когда ему соизволят открыть. Наконец на пороге появился служитель морга: высокий тощий человек, похожий на цаплю. На нем был длинный, до самых лодыжек, кожаный фартук, покрытый бурыми пятнами, о происхождении которых молодой инспектор предпочел не задумываться. Валантен представился, назвал свою должность и спросил, можно ли ему взглянуть на труп Люсьена Доверня. Служитель морга саркастически хмыкнул.
– А чего ж нет? – отозвался он скрипучим голосом. – Необычный для нас клиент. С этими благородными господами одна морока: они и после смерти своих привычек не оставляют, всё устраивают, понимаешь, приемы, как у себя в роскошных салонах.
– Что вы имеете в виду?
– Вы у нас нынче утром не первый гость. Один уже хлопочет над трупом. Семейного доктора, видите ли, прислали, чтобы привел парня в порядок после вскрытия.
Один за другим мужчины проследовали в темноту прихожей и зашагали по веренице коридоров, наполненных зловонием. По обеим сторонам были мрачные помещения, в дверных проемах виднелись мокрые, покрытые плесенью стены. Все здание полнилось несмолкаемым жужжанием, вокруг Валантена вились омерзительные жирные мухи. Другой живности не было видно, но то и дело из углов раздавались писк и шустрый топоток.
– Чертовы крысы! – проворчал провожатый Валантена, пнув кого-то ногой у стены. – Чувствуют себя здесь как дома!
Молодой полицейский отвел от лица руку с платком, которым прикрывался от жуткого запаха гнили и разложения:
– Вы не пробовали от них избавиться?
– Еще как пробовали – все бесполезно! Они научились обходить ловушки и не трогают отравленную приманку. Мы даже котов пытались на них натравить. И знаете что? Через пару дней крысы сами их сожрали!
Возле помещения, которое в точности напоминало бы тюремную камеру, если бы не открытая двустворчатая дверь, человек-цапля отступил в сторону, пропуская инспектора вперед.
Валантен вошел в эту камеру, выложенную до середины стен грязным кафелем. Источником освещения здесь служили два полуподвальных окна, через которые сеялся скудный сероватый свет. Сильно пахло карболкой. В центре стоял длинный мраморный стол, накрытый чистой простыней, под ней угадывались очертания неподвижного вытянутого тела.
Над раковиной в углу мыл руки мужчина, обернувшийся при звуке шагов. На нем был шелковый жилет с перламутровыми пуговицами, из кармана свисала золотая цепочка от часов, а закатанные рукава не мешали оценить дорогую ткань и безупречную чистоту рубашки. На вид ему было далеко за пятьдесят, светлые волосы и остроконечная бородка казались серыми от седины, будто пеплом присыпанными. Всем своим видом он выражал сдержанность и сосредоточенность, лицо хранило серьезное выражение, в позе чувствовалась некоторая напряженность. Лишь взгляд, живой, внимательный и пронзительный, контрастировал с этим воплощением ледяной надменности.
– Инспектор Верн из бригады «Сюрте», – представился Валантен, приподняв цилиндр. – Я веду расследование по делу младшего Доверня. С кем имею честь?..
Врач в знак приветствия слегка поклонился. Затем он тщательно вытер руки полотенцем, опустил рукава рубашки, надел сюртук и лишь после этого протянул холодную ладонь полицейскому.