Девушка вернулась в комнату, подбросила в печь дров и поставила чайник. В сумке она нашла печенье, а чайные пакетики Лидия забыла положить. Над печкой за занавеской, как помнила Ангелина, у бабушки хранились всякие запасы: соль, лавровые листья, сушеная зелень. В жестяной коробочке она обнаружила что-то похожее на заварку. Отсыпав немного в стакан, она залила ее кипятком. Ужин был скромным, да и есть особо не хотелось. Усталость наваливалась на Ангелину.

Бабушкина кровать всегда идеально заправленная лоскутным покрывалом с пирамидой подушек под кружевной накидкой манила к себе, как в детстве. С сенным тюфяком и толстой периной, она была такой теплой и мягкой. Так хорошо было приходить под утро, забираться под одеяло и досматривать сон…

– Я не доживу до Рождества, – говорила больная бабушка Лидии, которая стояла у ее кровати.

– Мама, о чем ты говоришь…

– Я знаю, о чем говорю. Позаботься о девочке.

– Зачем она мне нужна?

– Твоя утроба пуста…Дети – это божий дар. Воспитай ее, как свою дочь.

– А вдруг я замуж захочу выйти. Кто меня такую возьмет?

– Такова моя последняя воля…Я заменила образ ее матери на твой. Но поселить любовь в твоем сердце мне не под силу. Только она сможет это сделать…

– Ангел мой, приди ко мне, – звала бабушка. – Приди, услышь мой зов. Яви на свет свои чудеса. Ангел мой, протяни свои руки ко мне и дай покой…Пробуди свой дар…Пробуди свой дар…

Ангелина проснулась. Было светло. Огонь в печи погас, но в комнате еще сохранялось тепло. Она так и не расправила вчера постель, и уснула прямо в одежде. Девушка умылась прохладной водой, и воспоминания о вчерашнем вечере стали больше походить на сон, который забывается через пять минут после пробуждения.

Хлопнула входная дверь. В комнату вошел Михаил. В длинном тулупе и шапке-ушанке он напоминал мультяшного почтальона Печкина.

– Доброго утра, Ангелина. Как спалось? Деревенский воздух чистый, он вона как сил придает!

Девушка улыбнулась. Михаил снял шапку и замялся:

– Я тут что надумал, надобно нам с тобой на могилку к бабе Нюре сходить.

– Хорошо, дядя Миша, я быстро соберусь. Голому одеться – только подпоясаться.

– Вот это по-нашему!

Узкими улочками они вышли за околицу. Михаил с лопатой шел впереди и вел свой рассказ:

– Мы ведь по-соседски дружно жили. Я ее уважал. Хорошей она была, не злобливой…Но порой глянет так, мороз до самых костей пробират, и скажет чего, так все по ейному слову и случалось.

Они уже давно шли по широкой дороге и подходили к деревенскому кладбищу.

– С тех пор, как бабы Нюры не стало, вон как разрослось. Она ведь что, толк в растениях знала. К ней со всей округи лечиться приходили. Никому она не отказывала. Что лошадь хромая, что баба на сносях, всем помогала. И меня вот сюда не пустила, сказала «рано еще».

Михаил расчищал дорожку до кладбищенских ворот. Временами он останавливался передохнуть.

– А вот жене моей помочь не смогла…Значит, судьба у нас такая, – промолвил он и снова принялся за работу. – Лидия, когда на годовщину приезжала, денег нам оставила на памятник. Ты скажи ей, что мы все по чести исполнили.