– Нет! Настоящим кофе, крепким, со специями, только что сваренным. На столе стояла одна чашка. Одна! Значит, Кикель никого не ждала.

– Не факт. Это она отправила тебя в лавку?

– Да. Обычно мы берем… брали… съестное в магазинчике напротив, но в тот день… хозяйке… захотелось сыра с зеленью и экзотических фруктов. Она звонила по дальногрому в ресторан «Негоциант», оставила заказ. Я должна была забрать и принести.

– Сколько ехать от вашего дома до «Негоцианта»?

– Не знаю. Кикель не давала мне денег на проезд.

– Значит, пешком. Сдается мне, Кикимора хотела на какое-то время убрать тебя из дома. А пока ты моталась за лакомствами, пришел тот, кто убил твою хозяйку.

– И куда он исчез?

Мы с Трэком снова быстро переглянулись, и скаегет чуть покачал головой. Согласен, незачем Камилле сейчас знать, что, даже если Кикимора умерла сразу после того, как сварила себе кофе, преступник вовсе не обязательно дух, растворившийся в астрале. Душегуб вполне мог быть одним из расположившихся на лестнице расписных балбесов. Имел возможность спокойно выйти и подняться наверх. Затаиться где-то в квартире. Последнее вероятнее и хуже всего. Кто поклянется, что убийца не разглядывал Камиллу в щелку?

– Что случилось сейчас в трамвае?

– Не знаю. Мне показалось, что кто-то меня толкнул.

– В следующий раз, когда покажется, кричи так громко, как только можешь. Зови на подмогу. Лучше выглядеть живой дурой, чем быть мертвой благородной дамой.

– Потому я и хочу нанять тебя для охраны.

– Договор придется заключить на словах. Я больше не состою в серых отрядах.

– Я верю твоему слову.

– Трэкул, ты свидетель.

Я протянул Камилле руку, и девушка, замешкавшись на секунду, чтобы снова подтянуть рукава, ответила на мое пожатие. Пальцы у служанки оказались нежные, гладкие, но неожиданно сильные.

Трэк, хмыкнув, прихлопнул наши руки сверху ладонью. Сделка состоялась.

Когда мы закончили великий совет в булочной, был уже поздний вечер. Я отправился провожать Камиллу. Шли, понятное дело, не под ручку и даже не рядом – я держал дистанцию сзади, то почти догоняя девушку, то снова отпуская ее на расстояние рывка. Моя нанимательница, умница, запомнила, что ей объясняли, шагала ровно, не останавливалась, по сторонам испуганно не озиралась.

Обычная картина: студенточка или служащая торопится домой, за ней тем же маршрутом тащится длинноволосый парень, погруженный в свои мысли. Людям на какое-то время оказалось по пути, только и всего.

У своей парадной Камилла, как было договорено, остановилась и принялась копаться в сумочке. Я обошел девушку и открыл дверь.

Жила покойная профессор Кикель совсем неплохо. Небольшой принадлежащий городу дом на дюжину семей. Стоит в тихом переулке, но до большого проспекта всего несколько минут ходу. Ясно, что обосновались здесь не богачи, но люди приличные, солидные. Встречаясь на лестнице, здороваются, но к соседям за спичками, солью или просто поболтать не бегают – не принято. Здесь уважают чужой покой и приватность. На ночь жильцы наверняка запирают парадную дверь на ключ. Консьержки нет, но все чисто, лестница вымыта, на подоконниках между этажами стоят горшки с цветами.

В таком доме просто не могут не зажечь вечером фонарь у основания лестницы. А еще здесь не место запаху сырой земли, тухлятины, сгнивших тряпок.

Я шагнул назад, и сунувшаяся следом Камилла уткнулась мне в спину.

– На улицу.

Четкости, с которой бывшая прислуга выполнила приказ, могли бы позавидовать королевские гвардейцы.

– Где ваши окна?

– Вот, на третьем этаже.

Окна темные. Комнату от взглядов с улицы предохраняют шторы глубокого вишневого цвета. Плохо то, что раздвинута сия красота самым неудобным образом: внутрь не заглянуть, а в просвет между занавесями вполне можно смотреть из квартиры, встав сбоку и скрывшись за плотной тканью. Ни смутного движения в глубине комнаты, ни дрожания занавески, выдающего подсматривающего. Как говорит наша Мокрида, «обойдесси».