Я застываю в восторге и изумлении: к чему это многоцветие, кому оно предназначено, зачем эта яркость и разнообразие, это явное соперничество в нарядах? Ведь всего лишь грибы, ну вылезли бы все красные, или все жёлтые, как, например, опята – все на одно лицо. Облепят пенёк сплошным покровом, притиснувшись друг к дружке, снимаешь их ножом, как стригаль шерсть с овцы, и не взглянешь ни на один – глазу не к чему прицепиться. А тут каждая сыроежка наособицу! Ну максимум три-четыре рядом более или менее одного цвета, а в массе – дивный разнобой. Тщеславные, видать, красавицы, вышли в свет – каждая хочет быть самой-самой!

В меру полюбовавшись, я достаю нож – срабатывает инстинкт собирателя, срезаю щеголих и загружаю полную корзинку. Бегу обратно похвалиться бабушке. Та снисходительно оглядывает мой трофей.

– Видишь, как искрошились? Ломкие они, хрупкие, чисто – принцессы на горошине. С другими грибами и в корзину не стоит класть, ни одной целой не останется. И проку мало будет: все в шляпки ушли, а весу нет. Ты опят не видела? Вот кого хоть мешками таскай – упорные, не сломаются, приладятся в любой таре. Набрать бы побольше: их и на сковородку в тот же час, и насушить, и намариновать впрок – всё можно, вот грибы, так грибы! А эти – форс один!

* * *

Впоследствии, когда это событие перешло в фазу весёлых воспоминаний, мало кто мог сказать, откуда взялась эта идея, тем более, что никто её всерьёз и не воспринял – ну чистая маниловщина, утопия, нереально это здесь. Случалось, что и обсуждали, мечтательно тянули: «Да, хорошо бы…», но разговорами всё и ограничивалось.

А дело было в том, что в разные обсерваторские отделы частенько стал наведываться Илья, молодой гидробиолог. Зайдёт ни с того, ни с сего, скажем, к аэрологам или вот к метеорологам, где сплошь молодые девушки, присядет на свободный стул, а то и просто остановится у какого-нибудь стола и для начала выскажется насчёт погоды. Ну, про погоду что ни скажи, всё будет к месту. Народ отзывчивый, кто-нибудь ответит, и тут-то он как бы невзначай, ненавязчиво так, бросит:

– К маскараду-то готовитесь? Думайте! Времени совсем не осталось.

И, главное, сразу уйдёт. Сбитые с толку сидельцы заведут музыку: как было бы интересно, да как было бы здорово, но без стимуляции извне быстро впадут обратно в анабиоз – на дворе глухой декабрь.

Идёшь ли рано утром в каюткомпанию на завтрак, или в разгар «дня» – на обед, или уже с работы на ужин и домой, всё одно – вокруг царит неизбывная ночь. Если не метёт пурга, не заполонили небо тучи, то её величественность и красота собьют дыхание, сердце стиснет в неизъяснимом восторге. Тёмное, безграничное пространство вокруг поглощает тебя, и ты перестаёшь ощущать себя отдельностью. Белая опора под ногами, а вокруг только неизмеримой высоты небо, и там, в божественной выси трепещут в непрекращающейся смене очертаний, рисунка и цвета гигантские драпри. Чаще всего они зелёные, в разных оттенках. Разноцветные, с торжеством красного случаются редко, и тогда пришедшие с улицы оповещают засевших в тепле дома: