Мы были на юге Португалии в совершенно пустой гостинице, и если бы я могла говорить, я бы даже сошла на крик – мне написала твоя жена – и никто бы меня не услышал. Для нас одних открыли ресторан на завтрак, и мы сидели в огромном зале в одиночестве, ты читал вчерашнюю USA Today и пил американо, а я старалась не смотреть на тебя и когда моргала, задерживала воспаленные простудой глаза закрытыми чуть дольше, чем того требовали приличия. Мне написала твоя жена.

Голос, намотанный на легкие тонкой ниткой, раз за разом рвался, когда подходил к горлу. Я проглатывала эти четыре слова вместе с безвкусным чаем, от этого мне становилось нехорошо – до тошноты. Я продолжала пить чай и молчать – и делала это так сосредоточенно, словно это было делом моей жизни. Но тошноту было никак не сдержать, и наконец я едва слышным шепотом сказала, отвернувшись к окну.

– Мне написала твоя жена.

Ты кинул на меня беглый взгляд и ответил просто:

– Я знаю.

Я улыбнулась – не тебе – в сторону, не спеша допила уже остывший чай, аккуратно встала из-за стола и направилась в номер. Я старалась улыбаться, идти спокойно, держать спину ровно и не создавать лишнего шума. Не делать больших шагов и резких движений. Я опасалась притрагиваться к поверхностям дверей и стен, резко посторонилась вынырнувшего из-за угла официанта, спешившего к нашему столику – будто он был прокаженным: я несла в себе свое горе и боялась, что случайное прикосновение холодного и равнодушного мира переполнит меня, и я сорвусь.

Лишь закрыв дверь в номер, я сложилась пополам и разрыдалась так, словно у меня кто-то умер. Хотя все было гораздо проще: за завтраком умерла я.

Ты пришел, когда я курила на балконе. Наверное, если бы ты не оставил документы и ключи от машины в номере, ты уехал бы на встречу сразу – ты всегда бежал от моих слез. Плакать с тобой было непозволительной роскошью – и видит бог, все два года я держалась как могла.

Накинув пиджак, ты вышел на балкон и подошел ко мне – ты мог бы обнять меня, но даже не дотронулся. Это разрывало меня на части.

– Я вернусь к обеду – пообедаешь со мной?

Каждый раз забирая меня в Европу, ты притворялся, будто у меня могут быть здесь – в Вене, Люксембурге, Инсбруке, Париже, Мюнхене, Франкфурте, Цюрихе, Лиссабоне – какие-то свои дела и встречи: и эти вопросы – увидимся? пообедаем? какие планы на вечер? – прежде казались мне милыми, но в то утро этот вопрос звучал так неуместно, что я рассмеялась тебе в лицо и дрожащими пальцами достала из кожаного портсигара еще одну сигарету. Ты потоптался на месте еще пару секунд. Должно быть, мой смех тебя удивил.

Дверь захлопнулась. Ты уехал смотреть дом: тот дом, в который ты потом привезешь своих детей. Я обещала помочь тебе посмотреть виллы – потому что ты ненавидел выбирать дома, равно как и одежду, обувь, мебель – но тебе не хватило сил взять меня с собой. Вероятно, ты решил, что нам нужна передышка.

Я курила остатки московского кофейного ричмонда, забивая больное горло рваным дымом. Огромные чайки садились на перила балкона и, наклоняя голову в бок, равнодушно рассматривали меня, а затем одна за другой улетали. Все происходящее казалось абсурдным – мир развалился на части и превратился в груду бесполезных материй.

В маленьком аэропорту Фару я купила билет до Лиссабона.

Самолет отправлялся через три часа, и я попыталась занять себя мелкими делами.

Я зашла в туалет, убрала волосы, умылась.

Выкурила пару сигарет в пустой курилке.

Выпила кофе, ответила на пару электронных писем по работе.

За это время у меня накопились 3 не отвеченных сообщения.