Все счастливые воспоминания собираются маленькими бусинками, как на нитку: как мы ужинали в уснувшем пригороде Люксембурга в июле, а потом пили вино на веранде, и я была в этой смешной соломенной шляпе, которая тебе почему-то так нравилась.

Как мы прилетели в Майами, и ты остался работать в номере, а я пошла к океану и плавала на рассвете, и когда вернулась в номер, ты уже спал, как ребенок.

Помнишь, как мы ехали на Ки-Уэст и обедали где-то по дороге, и чайки пытались схватить на лету хлеб со стола – и как мы не доехали до финальной точки, потому что я получила солнечный удар в машине с открытой крышей?

Помнишь, как мы ужинали в Вене в бразильском ресторане поздним зимним вечером, и там почти не было еды для меня, зато для тебя – очень много, и повар все приносил и приносил тебе мясо, и как я выпила слишком много вина и почти не поела – и не помнила ничего на утро?

Как мы ужинали с тобой в Уильямсе на Патриках перед новым годом, как ходили в кино на какой-то дурацкий фильм в «Октябрь», и как ты прилетел в Москву на один день, когда я попала под машину?

Почему люди считают, что для счастья нужны огромные дома, дорогие машины и счета с бесконечными нулями на конце? Я помню, как была счастлива почти каждый день просто оттого, что знала – ты есть, ты где-то сейчас просыпаешься и идешь завтракать, а потом снова куда-то улетаешь своими ежедневными самолетами.

Странно, что амплитуда счастья всегда меньше, чем амплитуда тоски, и боль запоминается гораздо лучше, чем радость – и как было бы здорово, если бы люди научились навсегда сохранять в себе счастье, а не последующие за ним отчаянье и пустоту.

—

Это было самое странное расставание в мире. Мы договаривались позавтракать через пару дней после нашей последней переписки – утром, когда ты прилетишь. Но ты написал мне накануне вечером, что будешь рад встретиться у себя в гостинице, и я вылетела из португальской виллы, прыгнула в машину и полетела к тебе сразу, как только получила сообщение.

Я знала, что все закончится сегодня, что сегодня будет финальная точка; и я знала, что шла на гильотину – но все это меркло перед фактом, что я увижу тебя снова. Еще один, и должно быть последний раз, но я снова увижу тебя, увижу, как ты улыбаешься и хмуришься, как куришь свою сигару и роешься в блэкберри.

Я забыла про дикую боль, которая жила во мне с тех пор, как твоя жена написала мне.

Я не обратила внимания на то, что прежде ты собирался остановиться на вилле у своего друга – так ты мне написал – и неслась в эту чертову гостиницу как чертова влюбленная дура.

Сначала я язвила, пыталась ударить тебе побольнее – помнишь? Кидала тебе в лицо что-то резкое; мои демоны вырвались наружу, и я не могла их обуздать – я плевалась злостью, обидой, непониманием, бешенством, но потом я сломалась – я вдруг сникла как увядший цветок, и все демоны запряглись в колесницу. И я перестала говорить «любила» вместо «люблю».

Я сломалась, потому что вдруг поняла – все неважно: неважно что я люблю тебя больше жизни и ты знаешь об этом, неважно. Ты погряз в своей лжи и сидел напротив, рассыпаясь в неискренних извинениях и не подозревая даже, что я простила тебя уже тысячу раз за этот вечер.