– Оно, конечно так. В сплочённости сила, и недавняя война это доказала. Только злые языки болтают, что, дескать, колдун столишный на самом деле городом и правит. Что Хоровод с годами всё сильнее забывает, для чего был создан, а кудесники заместо служения богам, лезут в дела государственные…

– Значит вот, как ты обо мне думаешь? – холодно, даже как-то зло сказала Врасопряха, – Мол странная, чудная волховуша, которая не только может чары колдовать, да ложкою помешивать в котле со смрадным зельем, но и козни строить? Мол, и в поход-то с нами пошла, только лишь за тем, чтоб выслужиться перед князем. Корыстница, что так и грезит поблажек Хороводу в Марь-городе выбить? Или может более того… сесть одесную престола?

– Не то я хотел сказать, – смутился Всеволод, понимая, что слова его были истолкованы неверно. Внутренне проклиная собственный длинный язык.

– Разве? Ежели всё не так, как говоришь, то почто же ты в глаза мои не смотришь, Всеволод? Почто дичишься, отводишь взгляд?

Врасопряха, вдруг ухватила руку воеводы и, сжав в своих ладошках, поддалась вперёд.

– Неужто, боишься меня? Как другие?

Окольничий, пересилив себя, посмотрел в лицо колдуньи. Узкое, немного удлинённое. Не по-крестьянски бледное, с кожей гладкой, туго обтягивающей крутые скулы. Посмотрел на губы с чётко обозначенной линией по краю, тонкие, но в то же время необычайно чувственные, образующие лёгкие морщинки на щеках, когда она улыбалась. На красивые, небрежно изогнутые брови. И наконец, Всеволод заглянул ей в глаза…

Непроизвольно напрягся. Вздрогнул.

Пушистые, чёрные ресницы Врасопряхи обрамляли роговицу, которая сейчас окрасилась в цвет расплавленной меди с росчерками золотистых искр по кайме зрачка, но быстро темнела, приобретая окрас старой киновари. Склеры у колдуньи были светло-голубого оттенка и казались испещрёнными пористыми кратерами и бороздами как две маленькие полные луны. Несмотря на яркие лучи послеполуденного солнца, заметно было, как они светились мягким млечным светом. Странные, совершенно нелюдские очи.

Не в силах долго выдержать подобного зрелища Всеволод отвернулся. Он почувствовал, как Врасопряха отпустила его ладонь и отошла в сторону к торчащей из песчаного наноса разлапистой коряге, покрытой высохшими клочками тины и чехликами ручейников. Всеволоду показалось, что внутри у волховуши всё кипит от ярости, что она сейчас повернётся и крикнет ему в лицо какой-нибудь упрёк, оскорбление, но этого не произошло. Когда Врасопряха вновь заговорила, голос её был сух и холоден. Да что там говорить – в нём трещал мороз.

– Ксыр учуял лешего в окрестностях, воевода. Пусть твои люди не уходят ночью далеко от огня, и пусть сжигают время от времени пучки тирлича на кострах.

– Благодарю, что предупредила. Так и поступим, – чувствуя неловкость сказал Всеволод. Он было хотел как-то извиниться, но нужные слова всё никак не шли в голову, и момент был упущен.

Колдунья ещё мгновение постояла, повернувшись к нему спиной, словно ожидая что-то, затем решительно направилась к берегу реки. Туда, где в дремучих зарослях аира истошно голосили квакши. Туда, где её поджидал Ксыр, держа за узду навьюченную, лохматую лошадку.

Чувствовал воевода себя препаскудно. Глядя на удаляющуюся, прямую как тростник спину кудесницы, Всеволоду со стыда и злости захотелось что есть мочи стукнуть себя по лбу поленом, но он понимал, что это ничего бы не исправило. Он обидел Врасопряху почём зря и теперь сожалел об этом. Всё получилось как-то глупо, бестолково, но сделанного было не вернуть. Как говорят: «слово не воробей – вылетело, не поймаешь». Коря себя, Всеволод следил, как воины тянут на поводу упирающихся ослов, оглашавших воздух протяжным, икающим рёвом. Помогал им в этом мокрый по самые подмышки, хмурый, вызверившийся Карась. Участие болотника в основном сводилось к тому, что он, бестолково махая ивовым прутиком, костерил на чём свет стоит ни в чём не повинных животных, их матерей, переправу, реку и погоду. При этом Кузьма проявил в сим занятии недюжее усердие и воображение, ни разу не повторив, ни одного обсценизма дважды. Судя по скверному настроению зареченца, у него закончилось припасённое в дорогу спиртное.