Пушкин удивлял и преподавателей, и других лицеистов своими природными способностями, необыкновенной памятью, прекрасным знанием французского языка. Он сам писал на французском, поэтому занятия словесностью были его коньком. Также имел Саша пристрастие к наукам историческим, но, по словам преподавателя математики профессора Карцева, был ленив в классе, невнимателен и нескромен. Характер поэта стал препятствием для добрых отношений со своими наставниками и соучениками. Надзиратель М. С. Пилецкий верно подметил истерические черты характера поэта: «Пушкин (Александр), 13 лет. Имеет более блистательные, нежели основательные дарования, более пылкой и тонкой, нежели глубокой ум. Прилежание его к чтению посредственно, ибо трудолюбие не сделалось еще его добродетелью… Знания его вообще поверхностны, хотя начинает несколько привыкать к основательному размышлению. Самолюбие вместе с честолюбием, делающее его иногда застенчивым, чувствительность с сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомысленность и особенная словоохотливость с остроумием ему свойственны. Между тем приметно в нем и добродушие, познавая свои слабости, он охотно принимает советы с некоторым успехом. Его словоохотливость и остроумие восприняли новый и лучший вид с счастливою переменою образа его мыслей, но в характере его вообще мало постоянства и твердости».

С самого начала, по словам его друга И. И. Пущина, Пушкин был раздражительнее многих и поэтому не возбуждал общей симпатии; это был удел эксцентричного существа среди людей. Своими неуместными шутками, неловкими колкостями он ставил себя в затруднительное положение, не умея потом из него выйти. Являясь его соседом (комнаты мальчиков были отделены тонкой перегородкой) Пущин часто обсуждал с Пушкиным его промахи и переживания, сглаживал шероховатости его поведения. «В нем была смесь излишней смелости с застенчивостью, – вспоминал Пущин, – и то, и другое невпопад, что тем самым ему вредило». Пушкин был наделен от природы очень восприимчивым и впечатлительным сердцем, но постоянные родительские упреки, как мы видели, привели к тому, что назло и наперекор своим первичным порывам, он становился заносчивым, резким, напрашивающимся на вражду и оскорбления. Нравственные страдания, как и пылкие страсти были постоянными спутниками поэта в его лицейский период».

«Главное, ему недоставало того, что называется тактом, – вспоминает далее его друг, – это – капитал, необходимый в товарищеском быту, где мудрено, почти невозможно, при совершенно бесцеремонном обращении, уберечься от некоторых неприятных столкновений вседневной жизни. Все это вместе было причиной, что вообще не вдруг отозвались ему на его привязанность к лицейскому кружку, которая с первой поры зародилась в нем, не проявляясь, впрочем, свойственною ей иногда пошлостию. Чтобы полюбить его настоящим образом, нужно было взглянуть на него с тем полным благорасположением, которое знает и видит все неровности характера и другие недостатки, мирится с ними и кончает тем, что полюбит даже и их в друге-товарище».

Уже в лицее стали проявляться четы невротического характера поэта.

«Нравственные страдания, как и пылкие страсти, – отмечал П. В. Анненков, – посетили Пушкина очень рано. Он проводил ночи в разговорах, через стенку, с другом своим, оставившим нам эти сведения. Содержание этих поздних бесед, преимущественно, состояло из жалоб Пушкина на себя и других, скорбных признаний, раскаянья и, наконец, из обсуждения планов, как поправить свое положение между товарищами или избегнуть следствий ложного шага или необдуманного поступка. Пушкин наделен был от природы весьма восприимчивым и впечатлительным сердцем, назло и наперекор которому шел весь образ его действий, – заносчивый, резкий, напрашивающийся на вражду и оскорбления. А между тем способность к быстрому ответу, немедленному отражению удара или принятию наиболее выгодного положения в борьбе часто ему изменяла. Известно, какой огромной долей злого остроумия, желчного и ядовитого юмора обладал Пушкин, когда, сосредоточась в себе, вступал в обдуманную битву с своими литературными и другими врагами, но быстрая находчивость и дар мгновенного, удачного выражения никогда не составляли отличительного его качества. Пушкин не всегда оставался победителем в столкновениях с товарищами, им же и порожденных, и тогда, с растерзанным сердцем, с оскорбленным самолюбием, сознанием собственной вины и негодованием на ближних, возвращался он в свою комнату и, перебирая все жгучие впечатления дня, выстрадывал вторично все его страдания до капли».