Зайдин долго бродил между земляными опытными раскопами, между ящиками с образцами горных пород, все думал, думал. И вдруг, как фантастический мираж, возник перед ним тот древний пейзаж.

Над гладкой поверхностью лагуны с мертвой соленой водой висел тяжелый туман. А вдали высилась длинная гряда известняковых холмов, заросших зеленым кустарником и ветвистыми деревьями. Вот оно что…

Вот куда бежал тот первобытный человек. К спасительной земной тверди, к кустам, деревьям. Именно там и нужно искать разгадку тайны. Вместе с этим озарением и еще одна ясная мысль вдруг пришла Зайдину в голову. Ну, конечно – кроме первобытного человека и шерстистого носорога, был тогда на морской лагуне кто-то третий.

Кто это – рыжий саблезубый тигр, мохнатый мамонт, горбатый зубр? А может быть, соплеменник того человека? Это он натянул спасительную тугую тетиву ивового лука.

Зайдин направился к берегу протекавшей неподалеку речки, пошел вверх по течению. Постепенно берега сдвигались друг к другу, становились круче и обрывистее. Здесь речной поток обнажил древние ископаемые слои.

Геолог замедлил шаг, остановился. Перед ним был крутой каменистый обрыв. Взгляд пробежал по прослоям глинистого сланца, изломам доломита и уткнулся в острые прямоугольные выступы черного базальтового камня.

Казалось, что на обрыве вырисовывались какие-то крупные, переплетавшиеся друг с другом таинственные знаки. Это была не западная латынь, не восточная кириллица, не китайские иероглифы. Беззвучно шевеля губами, Зайдин то ли прочел, то ли почувствовал буквы, которые складывались в загадочное словосочетание:

Мы придем сюда снова.

Старое фото

Зарумов лежал на спине, смотрел на небо и готовился к смерти. Она должна была прийти не когда-то в неизвестном будущем, а в совершенно определенное время: через 2 часа, 32 минуты и 16 секунд. Именно в этот момент прекратится жизнеобеспечение его скафандра, и он окажется навсегда один в мертвом мире вечного безмолвия.

Его звездолет вчера попал под космический шквал мелких и крупных метеоритов. Это вывело из строя навигационные датчики, и ослепший корабль, потеряв курс, разбился о твердую поверхность незнакомой планеты.

После катапультирования Зарумов осторожно отбросил отработанные ракеты и огляделся. Вокруг царила суровая мрачная пустота, полный вакуум. Ни воздуха, ни воды. Лишь голая равнина, в отдельных пониженных местах прикрытая слоем почвы, состоявшей из небольших гладких шариков, неподвижных и однообразных.

Он достал из заплечного ящика инвентарную экспресс-лабораторию, установил на штативе приборы и провел многоцелевые геофизические и атмосферные измерения. Планета была однородна, тверда и холодна по всей своей глубине и не оставляла никаких надежд на получение хоть небольшого количества тепла, энергии или еще чего-либо.

Зарумов посмотрел на то, что раньше служило кораблем. Звездолет был разбит, сплющен и ни на что не годен, как старая консервная банка.

Он лег на спину, подложив под голову бокс с информационными материалами. До конца оставалось уже всего четырнадцать минут. Зарумов достал пластиковый пакет со старой объемной фотографией. Пусть в последний миг с ним будет рядом ласковый взгляд милых родных глаз.

Это был один из самых счастливых месяцев его жизни. Они втроем поехали тогда в отпуск на побережье к морю. Пляж, горы, яркое жаркое солнце.

В тот день, когда было сделано это фото, они бегали по пляжной гальке, которая щекотала и колола пятки, а Эва с Белочкой громко хохотали и, взявшись за руки, паровозиком бросались в воду. Как им тогда было хорошо, как они были счастливы!