У входа беседовала группа священников и мирян. Артем трижды перекрестился и поклонился перед храмом, после чего негромко, чтобы не перебить говорящего, попросил:

– Благословите, честные отцы.

Отойдя к скамье, он смахнул с нее капли и присел. Дерево, конечно, все равно осталось мокрым, но Артему это было безразлично. Несколько раз он намеренно поймал взгляд нужного ему батюшки, и, когда беседа подошла к концу, тот подошел. Артем поспешил подняться.

– Верно ли я понял, что вы хотите со мной поговорить?

Священник спрашивал с улыбкой, очерченной слабо, дрожаще, и оттого кажущейся некрасивой, но доброй. У него были ласковые глаза, мешки под которыми повисли, как оплавившийся воск, вытянутое лицо, высокий лоб с напряженными морщинами. Жидкая борода и выбивающиеся из-под камилавки седеющие пряди еще не так давно были темными, и седина в них напоминала склеившую их дешевую серебряную краску. С опустившимися узкими плечами, низкий, с костистыми руками, священник производил бы без своего одеяния болезненное впечатление. Его приязненный голос имел неожиданную хрипотцу и доносился как бы не напрямую изо рта, а откуда-то ниже (так бывает у курильщиков, отравившихся паршивым табаком).

– Да, отец Осерий. – Артем назвал свое имя, но службу не назвал: МВД посчитало бы его действия бестактными, а собственное руководство – неуместными. – Мои коллеги уже были здесь по поводу ужасного происшествия на улице Грекова. Однако, листая сегодня отчет, я обнаружил, что они не поговорили с вами. Я здесь, чтобы исправить досадное упущение. Неформально. Если вы не обладаете информацией, способной повлиять на ход расследования, то я не хотел бы проводить оплошность коллег через бумаги.

Голова священника шевельнулась настороженно, однако выражение лица не утратило приветливости.

– И что же именно вас интересует?

– Те же вопросы, которые задавали вашим братьям. Главный – не считаете ли вы, что убитые члены вашего прихода могли попасть под влияние секты?

– Тот же ответ: нет. У меня нет никаких оснований считать, что эти несчастные имели отношение к какой-либо секте.

– Может быть, их поведение чем-то отличалось от обычного в последнее время?

– Ни в малейшей степени.

– Не сообщали ли они вам о каких-то недавних несчастьях, депрессивном состоянии, трудной жизненной ситуации?

– Самое серьезное – об открывшейся язве одного из родителей.

Под внимательным, слегка настойчивым взглядом отца Осерия у Артема возникло странное ощущение: что не он, а у него собирают информацию.

– Может быть…

– Вы не из полиции. – Кроткой улыбкой отец Осерий стер нарождавшееся возражение. – Я видел вас выходящим из машины, слишком дорогой для местных сотрудников. К тому же они были бы куда более прямолинейны и не пытались бы скрыть, что на них нет нательного креста. Это, скорее, привычка другой службы.

Артем невольно взялся за воротник, потрясенный более, чем сам мог ожидать. Он кашлянул, не без усилия вернув самообладание.

– Тем не менее я действительно официально занимаюсь этим делом.

– Возможно, ваша интуиция повела вас в верном направлении. Я перебил вас, простите. О чем вы хотели спросить?

Артему потребовалось несколько секунд, чтобы не вспомнить, но создать вновь свой вопрос.

– Может быть, недавно в церкви появились новые лица, которые показались вам подозрительными?

– Действительно, такой человек появился. – Казалось, отец Осерий заранее знал, о чем его спросят. – У следствия, как я понял, не возникло особого интереса к версии секты или фанатика-одиночки, и я решил, что у них есть основания вести работу в ином направлении. В конце концов, здесь речь идет не более чем о моих ощущениях. Этот человек появился на пороге храма… странно, даже не могу сказать когда. Может, неделю назад, а может, прошел уже месяц. Он загадочным образом привлекал внимание – ни голосом, ни взглядом, а как будто самим фактом своего появления. Словно весь мир в этот миг должен быть обращен к нему. Довольно высокий, крупный. Волосы густые, так посмотришь – темные, а так – рыжие. Длинные, зачесаны назад, а внизу растрепаны – вроде как ему не хватает терпения. Неухоженная широкая борода, наподобие свернутой проволоки. Он был улыбчив, даже весел. Подошел к иконостасу и долго – то ли восторженно, то ли насмешливо – смотрел на лики. Затем обратился ко мне. Голосом не громким и не тихим, но доносившимся как бы со всех сторон, он весело спросил: «А что же, отец, для каждого есть прощение Господа?» «Бог милует раскаявшихся», – сказал я. Он живо отреагировал: «А если не хватило времени найти искупление?» – «Так не медли с тем, чтобы обратиться с покаянием». Это вызвало его раздражение. Я решил, что он затаил на кого-то обиду, и процитировал Библию: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный». И он надолго замолчал.