– Ка-а-а-арлсон ты куда пропал?!

– О-о-о здорово! Как дела?

– Нормально! Сам как?

– А вы че Ленку обидели, пробежала мимо меня даже не заметила.

– У них с Данилом там… А где ты ее видел?

– Да вон там! – он машет в сторону следующего дома. – Я ее потом догнал. Она на скамейке сидит, Катька тоже там. А че случилось то?

– Давай позже… Тебе, – я указываю на окно квартиры, – вон туда. Иди, расслабляйся.

– Да нет, я больше не бухаю…

– А-а-а, -мне не верится. Ну давай.

– Давай.

Я иду по направлению руки, куда указал Карлсон, и через два подъезда вижу Лену с Катей. Я присаживаюсь рядом и закуриваю. После чего вижу заплаканную рожицу Лены, которая говорит куда-то:

– Дайте сигарету.

Я протягиваю прикуренную, сам закуриваю новую. Дальше сижу и молчу. Слушаю всхлипывания, охи, сморкания. Катя успокаивает ее слухами, о том, что Кабан – кабель еще тот. Говорит, что тут не о чем плакать и, что не о чем вообще. И многое еще такое, что приблизительно всегда говорят в таких случаях. В случаях, когда сам потерпевший заведомо знает, что ему скажут.

На какое-то время я проваливаюсь в какие-то глубины своего сознания. Смотрю на пацанов, стоящих у соседнего дома. Ни о чем при этом не думая. Наконец я вижу, как встает со скамейки Катя, и я пробуждаюсь. Одновременно понимая, что довольно-таки пьян.

– Побудешь с ней? Я скоро приду, – говорит и уходит.

– Ладно.

Я поворачиваюсь и смотрю на Лену. Она уже не плачет, но рожица еще выглядит ужасающе. Она сидит и смотрит куда-то вдаль. Наконец поворачивается в мою сторону. И мне сразу хочется что-то сказать, но я не понимаю, что именно. И мне становится не по себе. Я поворачиваю голову и закуриваю. А она снова начинает рыдать.

– Как ты, нормально? – не выдерживаю я.

– У-у-гу.

– Курить хочешь?

– Не-е-ет спасибо. Не хочется.

Я сижу и думаю, чтобы ей такого сказать веселого:

– Я когда в детстве плакал… Мама, мне знаешь, что говорила?

– Чего?

– Ну, че ты ноешь! Че ты ноешь, – с рожей артиста говорю я, – Зря ведь ноешь! Впустую! Хоть тазик подставь, и то польза какая-то будет.

Она улыбается и смотрит на меня:

– Веселая у тебя мама.

– Да-а-а веселая. Из школы прихожу с двойкой. А она мне: Вот родила урода, говорила мне гадалка, что ты придурком вырастишь.

Лена улыбается:

– Она так шутила?

– Не знаю, может правда то, что гадалка нагадала. Ты как думаешь?

– Вполне возможно! – хихикнув говорит она.

Она начинает ржать, как лошадь. А мне смешно на нее смотреть.

– Но! Думаю, и ты не бесполезен.

– Ну-у-у-у спасибо!

– Обращайся!

Я думаю, чтобы еще придумать или вспомнить.

– Не легко, наверное с такой мамой, – вдруг говорит она.

Я молчу, от того, что сам не знаю, как с такой мамой. Хотя, думаю – не просто. Я смотрю на Лену, мне кажется, что ей уже лучше:

– А куда Катя пошла?

– Она телефон забыла. Должна была уж вернуться.

– Может назад пойдем, напьемся с тобой?

– По-моему тебе уже хватит на сегодня.

– Ну тогда в ведьму поиграем.

– А-а-га щас, – корчится она.

– Не хочешь?

Она молчит и как-то странно на меня смотрит. Я вдруг понимаю, что она со мной флиртует. Я отвожу взгляд и ошеломленный не знаю, как на это ответить.

Я припоминаю все предыдущее наше с ней общение. И убеждаюсь, что раньше у нас ней ничего такого не происходило. Она отворачивается и куда-то смотрит. Я думаю о том, что это может быть следствием их расставания с Данилом. Но от этого не легче, не понимаю нужно ли мне в это ввязываться.

Она поворачивается и смотрит мне в глаза. Мои, от неожиданности – хлопают, как-то по дурацки. Я успокаиваюсь, и осознаю, что из-за выпитого алкоголя, вряд ли способен определиться со своим к ней чувством. Испытываю, однако, что она довольно мне симпатична. Я набираюсь храбрости и смотрю ей в глаза. Одновременно делаю из всего вывод, что у нее, как и у меня, никакого большого чувства нет – просто легкое влечение.